Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Сергеев, дотянувшись до форточки, долго возился, открывая ее. Шпингалет был сломан, и он забывал сказать об этом коменданту. Потом подумал про Голубева. Наверное, он предвзято относится к Олегу. У Черных тоже бывают промахи, но достается чаще всего Голубеву. Может, Сергеева невольно насторожила та легкость, с которой шагал по жизни его подчиненный. Он жил с женой и двумя детьми в кооперативной квартире, и возле горотдела стояла «Нива», которую подарил ему тесть. И до капитана он дорос как-то незаметно и быстро, не то, что Ольхов, который так и остался капитаном за всю свою долгую милицейскую службу. Пусть, конечно, молодым будет легче, чем им, и пусть живут лучше — это закономерно. Что же теперь, если Сергеев шесть лет в общежитии с семьей жил, то и остальным через коммуналки пройти надо?

А вообще, надо признать, Голубев — оперативник цепкий. По числу раскрытых преступлений держит в горотделе одно из первых мест. Уступает лишь Ивану Григорьевичу Терентьеву, признанному специалисту по автоугонам. Но тот уже собрался на пенсию. Не нравились Сергееву в Голубеве порой излишняя рисовка и легковесность. Его выручали напористость и удачливость, но когда дело стопорилось, Голубев терял терпение и скучнел. Тогда его приходилось подталкивать. Но все же, несмотря на недостатки, Сергеев никогда бы не поставил на одну доску его и Яковенко, у которого одни достоинства, начиная от трезвости и примерной семьи и кончая членством в партбюро. Не было только показателей и умения работать с людьми.

Сейчас Голубев явно схалтурил. Он дал повести себя под уздцы, и его привели, куда хотели, к отказному материалу.

Нет, не случайно Ольхов два месяца занимался этим делом. Чем же оно заинтересовало его? Он по нескольку раз вызывал Полетаева, Зимовца. Был в училище, где учился Зимовец. Видимо, его интересовало, что именно стоит за этим избиением. Но почему он ничего не сказал Сергееву? Почему, почему! Хотя бы потому, что Сергеев занимался кражей со взломом кассы, а сам Ольхов искал квартирников, и оба дела стояли на контроле в областном УВД. Тут уж не до уличных потасовок. И, тем не менее, Ольхов никому не передал этого дела. И куда исчезла его записная книжка?

По настоянию Сергеева была проведена повторная баллистическая экспертиза. Вдвоем с Костей Куликом они отстреливали в подвале лаборатории из пистолета Ольхова патрон за патроном, вгоняя пули в доски и бревна, плюща их о бетонную стену. Пули осторожно извлекались и упаковывались в целлофановые пакеты.

Через два дня пришел ответ из криминалистической лаборатории о том, что пуля, поразившая капитана Ольхова, могла быть выпущена из его табельного пистолета ПМ № 116204, но в то же время «некоторое сомнение вызывает, при сравнении с другими представленными пулями, отсутствие на пуле, найденной возле трупа Ольхова, характерного следа…» И шло подробное описание сравнительных характеристик.

Бондарев крутил бланк ответа.

— Осторожные ребята. Понимай, как хочешь, а, Сергеев?

Сергеев механически кивнул.

В тот же день Бондареву позвонил заместитель начальника областного УВД. Видимо, ему сообщили о результатах экспертизы.

— Копай глубже. Как бы убийством не пахло. А пульки ваши мы направили в Москву. Там у них профессора, электроника. Может, что поточнее сообщат. Как только результаты экспертизы прояснятся — вышлем вам в помощь товарища из управления уголовного розыска.

«Не надо нам товарища, — чуть не вырвалось у Бондарева, — лишней суеты нам еще не хватало! Лучше хоть одну новую машину пришлите и лимиты на бензин увеличьте».

Но ничего этого Бондарев не сказал. Он ответил, что идет дополнительная, более глубокая проверка, а помощи от областного УВД он будет только рад.

Сергеев читал «Аргументы и факты». За соседним столом качал на коленях ребенка Игорь Остяк. Его сожительница заворачивала в пакеты остатки еды.

— Пирожки сразу ешь, они уже второй день лежат. А болгарских сигарет не было, я «Астры» принесла…

Идиллия да и только! Вор-квартирник, трижды судимый, сидит в кабинете начальника уголовного розыска, баюкает ребенка, а сожительница его умиленно смотрит на капитана, тронутая его добротой.

Только совсем не умиленно смотрела бывший агент Госстраха.

— Много ему дадут?

Любимый вопрос. Две недели назад то же самое спрашивала мать Генки Куртенкова.

— Пять лет, — ответил за Сергеева Остяк. — Верхний предел семь, но годик сбросят за чистосердечное признание. Второй — учитывая мою полную готовность завязать и проникновенное выступление на суде.

— Игорек, может, адвоката нанять?

— Что, рубли лишние есть? Береги для ребенка, а я уж сам как-нибудь…

Сергеев готовил материал по кражам для передачи в следственный отдел. Не выкручиваясь, Остяк подробно описал все кражи. Правда, в отношении денег он явно утаивал часть похищенного. Отвечал, что прокутил, истратил на женщин. Рассказывал, как ездили вместе с Фоминым в Сочи, покупали валютных проституток, те советскими деньгами впятеро брали.

— И вообще, что вы за торгашей переживаете? — смеялся Остяк, показывая блестящую золотую коронку. — Я к работягам в квартиры не лазил. Главное, кражи вы раскрыли, а торгаши пусть с меня по исполнительным листам получают. Лет за сорок, может, рассчитаюсь!

Говорил Сергееву, когда отбудет срок, вернется к Галке, а брак зарегистрируют в колонии. Просил быстрее передавать дело следователям, чтобы до нового года прошел суд. Надо торопиться жить! Он за последнее время много передумал. Дураком был, когда с отмычкой по чужим подъездам шмыгал. Шесть лет по изоляторам и колониям провел — вспоминать жутко! Последний этот срок будет, ей-богу! Ведь он Ольхову сдаваться собирался, да не успел. Жаль, что умер Александр Иванович, жаль. Из-за чего он застрелился?

Сергееву меньше всего хотелось разговаривать с Остяком об Ольхове. Наверное, он это почувствовал и замолчал. Сожительница закончила пеленать ребенка и надела пальто.

— Мне можно еще прийти?

— Приходите.

Сергеев повернулся и стал ковыряться в сейфе, чтобы не мешать им прощаться. Она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Остяк закурил и, двигая челюстью, смотрел в окно.

— Тошно все…

— Зачем по квартирам шастал? Ведь знал, что попадешься.

— Знал, не знал, — раздраженно пожал плечами Остяк. — Как в это колесо угодишь, думаете, легко остановиться? А надо было! Но больше я к вам не попаду. Пахать на зоне буду, подлизываться, но по досрочке обязательно уйду.

— А дальше?

— Дальше с Куртенком будем майки, скупать, а Галка иностранные наклейки на них шлепать. Или варенки наладимся делать. На нашем дефиците чего не жить, лишь бы морда понахальней была. Вот вам сорок лет, Вячеслав Николаевич, а чего вы в жизни видели? Взяток брать не научились. Квартира, наверное, двухкомнатная. На «Москвич» уже лет восемь деньги собираете. Примерно так, да? А вы поглядите, как люди живут, которые институтов не кончали и по двенадцать часов, как вы, не работают. Так что меня под свою мерку не загоните, я в газетные статейки о честном труде не верю.