Анатолий Степанов - Любить и убивать

Дед не дал Махову овладеть господствующей высотой: сам уселся за неохватный, в зеленом сукне спиридоновский стол, вытянул под столом ноги, откинулся в кресле и предложил Махову:

— Говори, Леня.

— Мне бы хотелось, чтобы первым говорили вы, Александр Иванович, — прямо-таки униженно попросил Махов, устроившийся в углу необъятного дивана. В противоположном углу сидел небрежно-рассеянный Сырцов.

— Так это будет на допрос смахивать, — добродушно заметил Дед, — а я думал, что у нас разговор получится.

— Нас томишь, себя томишь, Леня. Начинай с того, что жжет, — посоветовала Лидия Сергеевна. На правах жены и первого референта-консультанта она сидела в кресле у письменного стола.

Хотел бы Махов собеседников попроще, но в жизни такое случается редко, тем более если ты пытаешься прихватить на неточности, умалчивании людей, которых ты как раз и уважаешь за точность и оригинальность мышления, быструю и неожиданную реакцию, фантастический по богатству опыт и дьявольское умение играть в подобные игры. Решил действовать с недоброй сырцовской прямотой и легким вызовом.

— Сегодня днем, когда я тщетно пытался разыскать вас, Александр Иванович, на вашей даче мне представилась весьма занимательная картинка: маляры шпаклюют и подкрашивают бревна сруба, а стекольщики с усердием вставляют стекла на террасе. Вопрос: в связи с чем ведутся эти работы?

— Ремонт, — вздохнул Смирнов. — В копеечку влетает.

— Вопрос второй. Позавчера ночью в районе, в очень ограниченном районе, где находится ваша дача, дважды интенсивно и довольно продолжительно велась перестрелка из автоматического оружия. Не по вашей ли террасе стреляли из автоматов, а есть подозрения, что из пулемета, Александр Иванович?

— Ты бы сам посмотрел. Проверить-то легче легкого.

— Меня не пустили к вам на участок.

— И правильно сделали. Но где-нибудь в мусорной куче наверняка свалены сколы старых битых застекленных рам.

— Вы так любезно подсказываете направление поиска, что у меня нет никаких сомнений в бессмысленности осуществления его. Как я понимаю, простреленные стекла искрошены вами так, что никаких следов от пуль я в них не найду.

— Правильно понимаешь, — одобрил его Смирнов.

— Вы хотите сказать, что надежно уничтожили все улики и не собираетесь дать мне какую-либо информацию по ночной перестрелке?

— Я хочу сказать, Леня, что никакой перестрелки у меня на даче не было.

— Не понимаю, что дает вам игра в развеселую отказку! Не понимаю! — Махов ударил кулаком по кожаному валику дивана.

— Ты при шофере, Леня? — поинтересовалась Лидия Сергеевна. Леонид мрачно кивнул. Тогда она поднялась, подошла к журнальному столику, налила коньяку не в рюмку, а в стакан (полстакана) и протянула нервному подполковнику. — Выпей.

Без колебаний Махов опрокинул в себя его двадцать пять граммов и не закусил. Мотнул головой и слегка севшим голосом приступил к следующей занимательной истории.

— Вчера, вернее сегодня ночью, патруль ГАИ на перекрестке Садового и Нового Арбата задержал автомобиль, в котором находились трое весьма странных граждан. Один из них был ранен в ногу, второй еще находился в состоянии отравления нервно-паралитическим газом, а у третьего, который был за рулем, на запястьях — следы жестких наручников. Все трое — безоружны. ГАИ в связи с этим обстоятельством передала трех граждан нам. С утра была проведена экспресс-экспертиза. Оказалось, что эта троица не была безоружна. Она была насильственно и высококвалифицированно разоружена. Выстрел в мягкие ткани ноги был, по расчетам баллистиков, произведен с близкого расстояния из пистолета системы «парабеллум». Вопрос к Георгию: не из твоего ли переулка (он ведь совсем рядом с этим перекрестком) выехал автомобиль с троицей?

— Кто его знает, может, и из моего. Ты их спроси, — беспечно ответил Сырцов.

— Уже спрашивают, — дал справку Махов. — Теперь вопрос к вам, Александр Иванович: выстрел из парабеллума произвели вы?

— Пулю нашли? — деловито, как опытный специалист, спросила Лидия Сергеевна.

— Нашли, — быстро ответил Махов, водя указательным пальцем по гладкой поверхности журнального столика. Лидия Сергеевна подняла непонимающие глаза на Смирнова. Тот улыбнулся всеми своими тридцатью двумя пластмассовыми зубами и сообщил Махову:

— Если бы я стрелял в мягкие ткани ноги, то пулю бы вы не нашли никогда.

— Я соврал. Пулю мы не нашли, — признался Махов.

— Чем ты, собственно, занимаешься, Леня? — опять спросила Лидия Сергеевна.

— Расследую ряд тяжелых преступлений. Ищу убийц.

— А по-моему, ты пока лишь философствуешь о возможности соединения безмотивных (во всяком случае, на первый взгляд) преступных действий. Ищи убийцу просто, по-нашему, по-муровски: осмотр места преступления, незначительные детали-улики, общение с очевидцами, допросы свидетелей, потерпевших, подозреваемых. Без маеты, как любит говорить мой муж, на обобщения не выйдешь.

— Ваши советы для меня бесценны, Лидия Сергеевна, — нервно сделал комплимент Махов. — Но по некоторым фактам я могу определенно считать, что вы, Александр Иванович, и ты, Жора, предпринимаете действия в параллель с официальным расследованием и уже владеете информацией, которая бы могла мне очень и очень помочь. Почему вы прячете концы?!

— Разорался, — вдруг обиделся Дед и хлопнул ладонью по зеленому сукну. — А тебе работать надо, а не орать.

— Так помогите же! — почти взмолился Махов.

— Нечем, Леня, — признался Смирнов.

— Не верю!

— Точнее, так. То, чем мы располагаем, никак не может помочь официальному расследованию, идущему каналами, определяемыми законом, УПК, субординацией и твоим начальством, — подробнее объяснила Лидия Сергеевна. — Это говорю тебе я, кандидат юридических наук. Выйдем на дозволенное — все, все будет твое.

— И на том спасибо. — Тихо кипевший Махов встал. — Жоре я уже напоминал, теперь напомню вам всем: сокрытие улик, дача ложных показаний, введение следствия в заблуждение — все это уголовное преступление. Еще раз спасибо за внимание и добрые советы. До свидания.

По-солдатски развернувшись, Махов удалился из кабинета, из квартиры, из дома. Они втроем поотдыхали от него, а потом Лидия Сергеевна сказала:

— Ох и худо Ленечке сейчас!

— И долго так еще? — с заднего сиденья спросила Ксения, опустив глаза к автомобильным часам.

Сырцов доложил охотно и бодро:

— Пятьдесят семь минут.

— Час, — вздохнула невидимая во тьме салона Ксения. — Скажите мне что-нибудь, Георгий.

— А что сказать-то?

— Хотя бы права я или не права.

— Вы правы, Ксения. Нельзя жить во лжи и подлости.

Помолчали. Потом Ксения, совсем забившись в угол, задала вопрос из тьмы: