Ян-Филипп Зендкер - Голос одиночества

Гао не спеша снял очки и несколько раз постучал пальцами по синему сукну мундира, стряхивая пыль.

– Неужели жизнь – самое ценное из того, что у нас есть? – медленно произнес он. – Чтобы уничтожить человека, его вовсе не обязательно убивать. Отнимите у него работу, семью, друзей или доверие его близких. Посейте в его сердце страх. Тот, кто живет в постоянном страхе, платит крайне высокую цену, разве не так? – Он замолчал и вскоре продолжил, поскольку Инь‑Инь и Пол не отвечали: – Я никоим образом не отговариваю вас. Просто хочу, чтобы вы лучше представляли себе, за что беретесь.

– Сомневаюсь, возьмемся ли мы вообще…

– И правильно делаете, что сомневаетесь, – перебил Инь‑Инь адвокат. – Великая мудрость происходит от великого сомнения, говорил Конфуций. – Гао тихо рассмеялся. – Но, видите ли, вся штука в том, что здесь ничего нельзя предугадать заранее. Все в нашей стране – политика, но даже из этих соображений власть имущие иногда берут сторону справедливости. Кто знает, что за силы сейчас действуют против «Саньлитуня» в Пекине? Самое надежное положение у того, кому терять нечего, и таких у нас немало. Тем не менее в этой провинции вы не найдете поддержки. Разве что в Шанхае. – Гао выдвинул ящик стола, достал оттуда мятую визитку и протянул гостям. Там было то же имя, что Ван написал на салфетке. – Скажите, что от меня, тогда он согласится вас принять. И еще одно: не поддавайтесь первому впечатлению.

* * *

Прежде чем ехать в Шанхай, Инь‑Инь и Пол решили заглянуть к Да Луну и рассказать ему о разговоре и с Ваном, и с адвокатом Гао.

В машине оба молчали. У Инь‑Инь в голове проносилось столько мыслей, что она не знала, на которой остановиться и какой в первую очередь следует поделиться с Полом. До сих пор у нее не было конфликтов ни с государством, ни с власть имущими. До болезни матери она вообще не знала серьезных забот и не чувствовала себя в чем‑либо ущемленной. Поэтому недавний разговор с адвокатом и ночное происшествие в гостиничном номере нагнали на нее страха.

– Думаешь, он не преувеличивает? – спросила она Пола.

– Кто знает, – пожал плечами тот.

– А ты относишь себя к числу людей, которым нечего терять?

– К счастью, нет, – улыбнулся Пол.

– Я тоже.

– Времена, когда я был таким, давно миновали, – серьезно добавил он. Инь‑Инь бросила на Пола испуганный взгляд. – Об этом я расскажу тебе позже.

* * *

На усыпанной песком площади стоял сверкающий в лучах солнца черный «фольксваген‑пассат». Инь‑Инь и Пол переглянулись: такого рода птицы залетали в деревню нечасто. По дороге к дому Да Луна им повстречались двое незнакомых молодых мужчин, которые прошли мимо, не поздоровавшись. В душу Инь‑Инь закралось недоброе предчувствие. Посмотрев на Пола, она поняла, что с ним происходит то же. Оба ускорили шаг.

Инь‑Инь давно не видела отца таким потерянным. Да Лун сидел на кровати жены и едва кивнул при виде Пола, будто расстался с ним каких‑нибудь пять минут назад. Да Лун предложил гостям чая и принес из кухни грязную миску, в которой оказалась шелуха вместо жареных семян подсолнечника.

Пол было раскрыл рот, чтобы рассказать о встречах с Ваном и Гао, но Да Лун перебил его.

– У м…меня были гости, – тяжело выговорил он. – Д…двое сотрудников отдела здравоохранения из Иу.

– И чего они хотели? – удивился Пол.

– Интересовались здоровьем Минь Фан. В…вы кому‑нибудь рассказали о ней в городе?

«Ван», – мелькнуло в голове Инь‑Инь. Он оказался лучшим актером, чем она думала. Так вот зачем ему понадобилось разыгрывать всю эту комедию с телефонами. Чтобы отправить их с Полом к адвокату и дать возможность представителям власти без помех допросить ее отца.

– Нет, папа, мы никому о ней не рассказывали, – ответила Инь‑Инь.

– К…кто тогда?

– Я не знаю. Что тебе говорили те двое?

– Н…не так много. Расспрашивали о болезни мамы. К…как и когда все началось; что она ела и пила, когда заболела; что говорят врачи, как я за ней ухаживаю. Я все им рассказал, достал бумаги из больницы. Но их они почти не смотрели, просто сунули в карманы.

– Ты отдал им ее историю болезни? – Инь‑Инь сама испугалась своего голоса.

Да Лун вздрогнул и чуть слышно протянул:

– Да‑а‑а…

– Они осматривали маму?

– Нет. Даже не подошли к ее кровати. Они ведь не доктора, ничего не понимают в болезнях.

– А о себе они что‑нибудь рассказывали?

Да Лун задумался:

– В…в общем, нет. Зато расспрашивали о тебе и Сяо Ху. Чем вы занимаетесь в Шанхае, когда последний раз навещали родителей и где ты находишься сейчас.

– Вы записали их имена? – вмешался в разговор Пол.

– Н…нет. Точно не помню, но, по‑моему, они не назвались.

– И что, не оставили ни визиток, ни телефонов?

Старик покачал головой.

– Ты говорил им о ртути, которую обнаружили в организме мамы?

– Нет. Я только спросил их, может ли ее болезнь быть связана с рыбой, которую Минь Фан так любила.

– И что они ответили?

– «Как вам могла прийти в голову такая глупость? – сказали они. – Это совершенно исключено, вода чистая. „Золотой дракон“ производит микстуры и чаи от кашля. Пробы из озера брались не далее как два месяца тому назад».

Инь‑Инь молчала. Пол закрыл лицо ладонями и тяжело дышал.

– Предприятия «Саньлитуня» не подлежат никаким проверкам, – заметил он и в двух словах передал Да Луну разговор с адвокатом и Ваном.

– Д…думаете, они меня обманули? – удивленно спросил Да Лун, и Пол кивнул. – К…как и всегда обманывали, – как бы про себя заметил Да Лун. – В…вы поедете в Шанхай к адвокату?

Пол медлил с ответом, несколько раз глотнул чая и растер между пальцев шелуху от семечек. Инь‑Инь смотрела на него испуганно.

– Да, – наконец сказал он.

– Р…расскажите ему все и спросите, будет ли он представлять в суде мои интересы. – Да Лун внимательно посмотрел на дочь. – Н…не волнуйся. Я ничего не боюсь, мне терять нечего.

Она хотела возразить, но промолчала. Да Лун был ее отец, и он принял решение. Инь‑Инь не осмелилась ему перечить, хотя и знала после беседы с адвокатом Гао, что отец ошибается.

Нечего терять только мертвым.

Я очень любила рыбу. Кто хоть раз в жизни жевал кору от голода, не слишком разборчив в еде, ты знаешь это. Угри, сомы и раки имели тот же вкус, что и всегда. И костей в них было сколько положено – ни малейшего основания для подозрений. Я радовалась каждому кусочку, а он нес в себе смерть. Раньше я не думала, что она так коварна, что она не имеет ни вкуса, ни запаха. Дохлые рыбы плавали брюхом кверху. Иногда их было больше, иногда меньше. Собачьи ребра торчали из земли, как скрюченные когти. Или я должна была истолковать это как предупреждение? Но проницательность никогда не была моей сильной стороной. Теперь я понимаю далеко не все, что вы говорите, но вполне достаточно, чтобы догадаться, чего ты хочешь, Да Лун: подать на комбинат в суд. Хочешь добиться наказания виновных. Милый Да Лун, ты забыл, где мы с тобой живем? Или, чего доброго, повредился рассудком от горя? Ах, если бы я только снова обрела дар речи, пусть на минутку, чтобы только привести тебя в чувство… Инь‑Инь права, и Сяо Ху рассуждает здраво. Каким бы ни было решение судьи, оно не вернет меня к жизни. К тому же ты все равно не выиграешь этот процесс. Мы уже никогда ничего не сможем выиграть, Да Лун. Все, что нам остается, – перехитрить, одурачить их, улизнуть от них, наконец. Но нам их не победить. Мы народ, страдающий от амнезии. Стоит только приказать – и мы так легко забываем свое прошлое. Его у нас нет. Или наоборот – мы живем только в прошлом и так глубоко ушли в него, что все его ошибки, беды, страдания стали делом привычным и никому не придет в голову докапываться до их причин. Мы слишком притерпелись к боли. Мы решили, что нам позволено перечеркнуть собственную историю. Как будто дерево может расти без корней! Мы забыли, что стоим на плечах предков. Кому сейчас есть дело до отравленной воды в озере или до старой, беспомощной женщины и младенцев, которые рождаются уродами?