Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

— Ну поешь еще, — просит Клементина. — Ведь это же я специально для тебя приготовила.

Реми подцепляет на кончик вилки кусочек белой мякоти, прихватив и желе.

— Ну как? Вкусно?

— Да… да, — ворчит Реми.

Однако от забот Клементины он смягчается. Злость проходит, грустно только, очень грустно.

— А мама… любила… моего отца? — вдруг спрашивает Реми.

Клементина сжимает ладони. Лучики морщин в уголках глаз шевелятся, словно ее ослепил яркий свет.

— Любила ли мама отца?.. Конечно любила.

— А он как к ней относился?

Старушка медленно пожимает плечами.

— Зачем тебе это?.. Дело прошлое, чего теперь говорить.

— Но я хочу знать. Как он к ней относился?

Старушка смотрит в пустоту, будто пытается разобраться в чем-то невероятно сложном, чего не понимает и до сих пор.

— Относился как положено.

— Только и всего?

— Понимаешь, с твоей бедной мамой не так-то и просто было ужиться… Она изводила себя невесть из-за чего… У нее была легкая неврастения.

— Как неврастения?

Клементина мешкает с ответом, поднимает с ковра крошку, кладет на поднос.

— Характер у нее был такой. Всегда из-за чего-то тревожилась… Ну и ты ей вдобавок хлопот доставлял. Она считала, что ты слабенький. Боялась за тебя… В общем, я точно не знаю.

— Ты чего-то недоговариваешь, Клементина.

Клементина опирается на спинку кровати.

— Да нет же… Ну что ты… Твой отец иной раз, конечно, терял терпение. По правде сказать, было из-за чего. Уж очень тебя избаловали… Ты — ну как бы это объяснить — встал между ними. Мама твоя, бедненькая, любила тебя очень сильно.

— Так ты всерьез думаешь, что отец меня ревновал?

— Да. Чуть-чуть. Он-то, наверное, хотел, чтобы больше внимания уделяли ему. Бывают такие мужчины. Он как ни придет домой, ты капризничать начинал. Ну, он, конечно, сердился. Не будь ты такой неженка, он бы тебя обязательно отправил в интернат… Покушай еще, мой мальчик… Возьми вот пирожные.

Реми отодвигает поднос. И усмехается.

— Значит, папа… не очень-то и гордился мною. Да?

— Да нет же, наоборот. Когда ты появился на свет, счастливее его тогдашнего я сроду никого не встречала. А вот потом, когда мало-помалу все пошло наперекосяк… Отец ни за что не хотел признать, что ты уродился весь в нее. Он утверждал, что ты — вылитый Вобрэ, с головы до пят.

— Значит, они ссорились?

— Иногда.

— И ссорились крепко, верно? А мама… в общем, я понял.

— Да ничего ты не понял, потому что тут и понимать нечего… Они жили не хуже других… Тебе вообще-то доктор разрешил курить?.. Не многовато ли ты куришь?

— Интересно жили! — продолжает Реми. — Так что в конце концов отец даже ни разу не навестил маму — ну, там, где она была. Можно подумать, он ее боялся.

Клементина берет поднос. Вид у нее недовольный.

— Что ты глупости-то говоришь!.. Ее — и боялся… Что значит «боялся»?

— Да, а почему же он тогда не приходил к ней?.. Ты что-то скрываешь от меня, верно?

— Не приходил, потому что занят был постоянно. Дела шли не блестяще, если хочешь знать всю правду. Уж бедный твой дядя мне порассказал. Твой отец годами в заботах. Его вечно гложет страх: как бы не разориться.

— А почему от меня все скрывали?

— Да разве ты изменил бы что-нибудь!

— Зато теперь я могу изменить все.

— Ты? Бедный мой Реми!

— Да, я. Потому что я получаю дядино наследство. И то, что собирался сделать в Соединенных Штатах дядя, могу сделать я — а почему бы и нет?.. Я уже не мальчик. Коммерческий опыт — дело наживное. А здесь мне уже осточертело!

Уехать — эта мысль приносит ему внезапное озарение и облегчение. Перед глазами встают небоскребы с бесчисленным множеством окон, пальмы вдоль проспектов и все остальные иллюстрации из журналов, которые он часто перелистывал у себя в кровати. Америка! Калифорния! Он станет бизнесменом и, как знать, вдруг да и поможет своему отцу. Да-да, он, тот самый больной, которому, быть может, порой желали смерти. Реми улыбается.

— Тебя я, конечно, заберу с собой.

Клементина грустно качает головой.

— Ну полно, — бормочет она. — Образумься. Не так все просто.

Но Реми, воодушевившись, направляется в библиотеку, достает атлас и разглядывает Атлантический океан и огромный американский материк, покрытый сетью автомагистралей и паутиной железных дорог. До Нью-Йорка — сутки. До Сан-Франциско — еще сутки. Приблизительно так… До мечты — рукой подать. И не будет больше кошмаров. Там, на другом конце земли, он станет другим человеком. «Я этого хочу». Надо только захотеть… Реми даже не заметил, как ушла Клементина. Он курит. И мечтает. И словно второй раз на свет рождается. Там, в Америке, есть дядины агенты, которые ему писали, служащие, сведущие в деле люди. Надо лишь добавить денег. Остальное мало-помалу приложится. Вот только бы Раймонда…

Реми срывается с места, на ходу швырнув атлас в кресло, мчится по коридору. Если ему загорелось что-то сделать, ни минуты ждать не будет. Реми стучит в дверь:

— Раймонда, это я, откройте!

Раймонда отворяет, и он сразу замечает: она плакала. Но сейчас ему не до мелких горестей молодой женщины.

— Раймонда!.. У меня грандиозная идея.

— Можно чуть позже? Я немного устала.

— Нет, нельзя. Это нужно сразу. Я быстро… Вы уже знаете… что мама… я-то в курсе. Только что был в клинике. Ну и глупцы же вы все — зачем от меня скрывали.

— Значит, отец вам рассказал о..?

— Как же! Я сам все разузнал… Представьте себе, могу действовать самостоятельно… и вот…

Реми придвигается к Раймонде, хватает ее за руки.

— Выслушайте меня, Раймонда… и запомните, что я больше не ребенок… Я получаю дядино наследство… И имею теперь право считаться юридически дееспособным — я об этом где-то читал и еще разузнаю поподробнее.

Реми умолкает, вдруг оробев.

— Так. И что же? — спрашивает Раймонда.

— А то, что я уезжаю… ну, туда — в Калифорнию.

— Вы?

— Именно, я. Потому что если я останусь здесь, то будут еще несчастья… А там…

Раймонда бросает на него тревожный взгляд, и Реми раздраженно откидывает назад челку.

— Там, — продолжает Реми, — я окончательно поправлюсь.

— А как вы собираетесь жить один в незнакомой стране?

— Ну почему же один… С вами.

Реми краснеет, отпускает руки Раймонды, чтобы она не почувствовала, как дрожат его собственные. Сейчас у него непременно должен быть решительный вид сильного, уверенного в себе человека.

— Раймонда… мой дядя — там, в Мен-Алене, — предложил вам… Помните?.. И я прошу вас о том же. Вы мне все равно нужны.

Реми прячет в карманы кулаки, делает круг по комнате, мимоходом пнув пуфик.

— Раймонда! Давайте поставим точки над «i». Я вас люблю. То есть я не предлагаю вам руку и сердце — сейчас не время, — а говорю то, что есть. Хотя, в конечном счете, ничего неуместного здесь нет. Да, я вас люблю, вот и все. Но я решил уехать, порвать с печальным прошлым… Вы помогли мне стать мужчиной… Так помогайте же до конца.