Валерий Шарапов - Тёмные московские ночи

- Понятно. Спасибо за подсказку.

Ветеран двух войн вздохнул и спросил:

- Что от меня требуется? Я готов помочь следствию. Напомните, как вас по имени отчеству?

- Иван Харитонович.

- Я готов, Иван Харитонович. Где нужно подежурить или опознать кого. Говорите, всё сделаю.

- Пока от вас требуется только одно, - Старцев достал из внутреннего кармана бумажку, сложенную вдвое. – Держите.

- Что это?

- Повестка. Вы же нигде не работаете?

- Куда мне! Хожу с трудом, нога повреждена в спине осколок.

- До Москвы на утреннем поезде добраться сумеете?

- Тульским?

- Точно, который в десять утра отходит.

- А чего же не суметь? Рядом со станцией проживаю, выйду загодя, потихоньку до чапаю. В Москве, так куда прибыть?

- Сейчас расскажу. Значит так…

Встреча с героем гражданской и комбригом Великой Отечественной действительно вышла короткой. Несмотря на преклонный возраст, Волик оказался на удивление понятливым человеком. «Да я на всё согласный, лишь бы раздавить эту гадину», - заявил он, когда иван предупредил его об опасности, предстоящей операции. Да, риск для главного действующего лица всё таки имелся.

Старцев скрупулёзно продумал детали, каждый пункт, любую мелочь, однако учесть всё было невозможно.

- Надеюсь у нас получится, - сказал он, прощаясь, пожимая крепкую ладонь старика. - Оружие у вас имеется?

Алексей Валерьянович распахнул телогрейку, Старцев щёлкнул фонариком и увидел револьвер, торчащий за поясом галифе.

- Наградной? - осведомился сыщик и улыбнулся.

- Наградной Хирург реквизировал, покуда я без сознания кровью истекал, - ответил Волик. – За это тоже с паразитов взыщица?

- Обязательно взыщется Алексей Валерьевич. Ну до встречи в управлении.

- Давайте Иван Харитонович. А про повестку непременно расскажу, как вы велели. Только рассвет, пойду к продуктовой лавке и всем соседям растрезвоню.

Обратный путь в Москву пролетел быстро. Пётр Степанович гнал автомобиль по совершенно пустой дороге. Старцев несколько раз проваливался в сон. До прихода пассажирского поезда, со стороны Подольска, оставалось несколько часов, но в управление они не поехали. Там был велик шанс засветиться перед бандитами.

Машина встала в квартале от Курского вокзала, сыщики засекли время и по очереди поспали. Затем Олесь сбегал в вокзальный буфет, где разжился тремя бутылками лимонада и десяткам свежих пирожков с картошкой. Опера и водитель с удовольствием перекусили. За четверть часа, до прихода тульского поезда, сыщики отпустили Петра Степановича с автомобилем и заняли удобную позицию на втоом этаже вокзала. С этой позиции, сквозь пыльные окна, виднелся перрон, к которому вскоре должен был подойти состав. Там они и стояли - один почитывал вчерашнюю газету, осторожно следя за перроном, второй - поглядывал по сторонам пока в долине показался паровоз.

Поезд плавно замедлял ход, катился вдоль перрона, зашипели тормоза, грязнули буферные тарелки, вагоны замерли, дружно распахнулись двери, наружу хлынули пассажиры. В образовавшимся людском потоке заметить старика было трудно, именно поэтому Старцев порекомендовал ему не торопиться и покидать свой вагон в числе последних.

- Вижу, - объявил Иван, присмотревшись к тучной мужской фигуре.

Бойко подтвердил.

- Точно, он самый и есть.

Для поездки в столицу Алексей Волик надел свой единственный пиджак, украшенный самыми дорогими наградами - двумя орденами Красного Знамени, наглаженные брюки, белая сорочка, на голове офицерская фуражка, в левой руке брезентовая хозяйственная сумка, чтоб на обратном пути заскочить продовольственный магазин. Ну вдруг повезет, обломится полкило колбасы.

Отойдя от вагона на десяток метров, старик остановился, он поставил на асфальт сумку, с трудом присел на корточки, и завязал распустившийся шнурок - это был условный сигнал, означавший, что за время поездки бандитов, равно как и слежки, за собой он не заметил.

- Все нормально, пошли, - сказал Старцев и двинулся к лестничному маршу. Сыщики быстро вышли на улицу, влились в поток людей прибывших в Москву, и не упуская из виду Алексея Валерьяновича, направились на привокзальную площадь. От Курского вокзала до Петровки было рукой подать - мужчина по моложе, наверняка, не стал бы мучить себя поездкой в переполненном транспорте и прошел бы десяток кварталов пешком. Однако шестидесятилетнему Волку такая дистанция показалась тяжким испытанием, он припомнил инструкцию озвученную, Старцевым, отыскал напротив вокзала остановку, дождался автобуса и поехал в нужном направлении. В тот же автобус успели заскочить и сыщики. Держась за поручни, они осторожны изучали попутчиков. К вокзалу автобус подъехал полупустой, а на площади народу в него набилась прилично. Все сиденья были заняты, в узком проходе тоже стояли пассажиры. Ветерану орденоносцу кто-то уступил место ближе, тот поблагодарил доброго человека, присел, пристроил на колени сумку, отдышался.

Старцев с Бойко стояли ближе к передней дверце. От Волика их отделял десяток пассажиров, однако они отлично его видели и контролировали каждое движение людей, стоявших рядом с ним. Среди них не было ни одного человека даже с натяжкой похожего на бандита: женщина лет сорока с сыном школьником, две девушки с комсомольскими значками на блузках, мужичок-интеллигент в круглых очках, жгучая брюнетка в шляпе прижимающая груди маленькую сумочку, старшина в сапогах начищенных до зеркального блеска с эмблемами связиста на погонах. Подальше, почти у задней двери, негромко переговаривались три парня, высокий балагур что-то рассказывал, остальные двое слушали его, иногда приглушён напрыскали смехом.

Иван приглядывался к парням, всячески пытался разглядеть их принадлежность к криминалу. Возраст у них был в самый раз, но если оперировать только этим критериям, то под подозрение подпадает добрая треть пассажиров автобуса, нужно было отыскать другие признаки.

За два годы работы в МУРе Старцев сотни раз сталкивался с криминальными личностями, периодически отправлявшимися на длительное поселение в лагеря или тюрьмы. Этих кадров он научился определять мгновенно, по каким-то неуловимым приметам, объяснить которые, толком и не сумел бы, но если бы попытался, то пожалуй, это выглядело бы так – «что-то странное во взгляде, осунувшееся лицо землистого цвета, хотя с виду человек совершенно здоров, туберкулёзный кашель, золотые или стальные фиксы, нагловатая манера держаться, нервозность при появлении сотрудников милиции». Ивану понадобилась бы пара минут разговора, чтобы раскусить зэка, отсидевшего срок, даже если тот вышел из тюрьмы много лет назад. А всё потому, что привычки, вросшие в характер, изменить почти невозможно. Профессиональные уголовники даже на воле могли курить в кулак, отдыхать сидя на корточках, спросить разрешение сходить в туалет или покушать, часами молчать подтягивая чифирь, то есть очень крепко заваренный чай.