Сергей Михайлов - Сезон охоты

— Нет, вы не поняли! Мне нужно уехать сейчас, сию минуту.

Он покачал головой.

— Исключено. Ничего серьёзного с вами, согласен, не произошло, однако слегка подлатать мы вас обязаны. Дня три вы здесь пробудете. А вообще, вам крупно повезло, Рукавицын. И пули вас не берут, и взрыв вас почти не коснулся. Отделались только ссадиной на голове да рваной раной на плече. Ну и сотрясение, конечно. В целом же угрозы для жизни нет.

Угрозы для жизни нет … Тут он пальцем в небо попал. Уж что-что, а жизнь моя висит на волоске, находится под реальной угрозой, моя и моего сына.

— Игорь Юрьевич, я не о своей жизни пекусь, я о сыне. Он в опасности, и помочь ему могу только я. Поймите же вы наконец! Его убьют, если я вовремя не сделаю то, что должен сделать.

— Убьют? — он нахмурился. — Я отказываюсь вас понимать, Иван Петрович. Я врач, и здесь для того, чтобы лечить, а не шарады разгадывать.

— У вас есть дети?

— Это к делу не имеет никакого отношения, — резко ответил он.

Я в бессилии опустился на койку. Всё напрасно.

— Действительно, что я к вам цепляюсь? У вас своя жизнь, у меня своя. Ваша дело — заплатки на пациентах ставить, а всё остальное… — Я махнул рукой.

— У меня был сын. Погиб в Чечне, два года назад. Что вы ещё хотите от меня услышать?

Мне стало неловко. Пытаясь решить собственную проблему, я невольно задел чужую рану.

— Простите, — сказал я тихо. — Я и сам там был, в девяносто пятом. Чудом уцелел. Простите, доктор.

— Что вы хотите? — повторил он, на этот раз более участливо.

Я почувствовал, как вновь затеплилась искорка надежды.

— Уйти отсюда. Сейчас, пока ещё не поздно. Верните мне мою одежду, и я уберусь из вашей больницы.

— Ваша одежда вся в крови. Я распорядился отдать её в прачечную.

— А документы, деньги? Фотоаппарат? Мои часы?

— Всё у меня. Отдам при первом вашем требовании.

— Считайте, что оно поступило.

— Что с вашим сыном?

Что-то мешало мне признаться в горькой правде. Но раз я сам попросил его о помощи, хоть часть этой правды я должен ему приоткрыть.

— Его похитили. Если в назначенный час я не появлюсь в назначенном месте, его убьют.

Он прошёлся по палате до окна и обратно.

— Обратитесь в милицию.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Нет, Игорь Юрьевич. Я не хочу, чтобы наши доблестные органы отрапортовали о блестяще проведённой операции по ликвидации преступной группировки, в ходе проведения которой заложника, к сожалению, спасти не удалось. Кроме того, у них в милиции свои люди, я это знаю.

Он помолчал.

— Сколько ему?

— Десять.

Он сел на койку рядом со мной, обхватил голову руками.

— Малыш совсем ещё, — чуть слышно проговорил он. — А моему только-только девятнадцать стукнуло, когда он в плен попал, без сознания. Духи его расстреляли. На плёнку всё засняли и кассету домой доставили, не поленились. У жены инфаркт случился, так и не отошла с тех пор, а у меня… — он показал на свою совершенно седую голову.

Потом хлопнул меня ладонью по колену и решительно поднялся.

— Ладно, Иван Петрович. Своего не спас, так хоть твоему, дай Бог, помогу. Пошли.

Я поднялся следом. Крепко пожал ему руку.

— Спасибо.

Однако выйти мы не успели, так как на пороге палаты внезапно появилась молоденькая медсестричка. Она шепнула что-то на ухо врачу и тут же упорхнула. Сдвинув брови к переносице, он повернулся ко мне.

— Так, живо в койку, — распорядился он. — И чтоб видок у тебя был как у без пяти минут покойника, понял? Милиция к тебе идёт, показания снять. Уж как ты с ними разберёшься, это твоя проблема. Здесь я тебе не помощник. И не советчик.

Этого ещё не хватало! У меня каждая минута на счету, а тут приходится лясы точить с этими… Однако делать было нечего — я нырнул в свою койку, сложил руки на груди и уставился в потолок. Примерно так, я считал, должны себя вести без пяти минут покойники. Каким я, собственно говоря, и являлся, если учесть мою ближайшую перспективу.

Врач вышел, а в палату тут же вошёл молодой человек в штатском, с блокнотом в руке.

— Старший лейтенант Серёгин, следователь московского уголовного розыска, — вежливо представился он. — У меня к вам будет несколько вопросов, гражданин Рукавицын. Вы можете говорить?

Я не шелохнулся, и лишь протяжным стоном дал понять, что слышу его.

— Хорошо, начнём.

И тут из его слов я вдруг понял, что там, в милиции, никому даже в голову не пришло, что я был в той машине. Меня нашли на мостовой, в нескольких метрах от остова сгоревшей «ауди». Я был всего лишь прохожим, случайным московским прохожим, по воле злосчастной судьбы оказавшимся на линии огня, в эпицентре бандитской разборки, и этот факт у наших правоохранительных органов не вызывал никаких сомнений. Что ж, в момент взрыва я, действительно, мог оказаться рядом, а не внутри. И теперь я — жертва мафиозной разборки. Если подумать, я ещё и в суд могу подать на правительство Москвы за то, что безопасность мою не обеспечивают.

В ту минуту я испытал к этому молокососу даже нечто вроде благодарности — за красивую легенду (или, если хотите, алиби), которую он мне подбросил. Что ж, это мне только на руку.

— Вспомните, гражданин Рукавицын, — продолжал вежливый старший лейтенант, — может быть вы успели заметить машину, из которой были произведены выстрелы? Это для нас очень важно. Цвет, марку?

Может быть, всё ему рассказать? Но вместо этого я чуть заметно покачал головой.

— Очень жаль. Может быть вы всё-таки видели что-нибудь подозрительное? До этого? Что-нибудь, скажем, бросилось в глаза? Нет? Очень жаль.

Я исподтишка наблюдал за ним. Слишком молодой, совсем ещё зелёный. Никакого опыта. Наверное, первый раз на таком дознании. Уйдёт, не солоно хлебавши.

Чёрт с ним, мне сейчас не до него. Лишь бы поскорее он убрался.

В комнату вошла медсестра. Я тут же скорчил страдальческую гримасу. Она скользнула по ней взглядом и обратилась к оперативнику:

— Мне очень жаль, но вам лучше прийти в другой раз. Больному нужен покой. Он перенёс тяжёлую травму.

Старлей смутился и покраснел.

— Да, да, я уже ухожу, — засуетился он. — До свидания, гражданин Рукавицын. Поговорим в следующий раз.

«Ага, наговоримся ещё, вдоволь. Вот только шнурки поглажу», — зло подумал я, досадуя на него за безвозвратно убитое время.

Он ушёл, и тут же появился врач.

— Идём, — коротко бросил Семёнов и вновь скрылся за дверью.

Я тут же вскочил с койки и кинулся за ним.

Он откопал где-то старую футболку с надписью «Chicago Bulls» и спортивные адидасовские штаны, а кроссовки вернул мои — они в той кутерьме совсем не пострадали.

— Одевайся!

Я не заставил себя долго ждать и быстро переоделся, прямо здесь, в ординаторской. Посмотрел на себя в висевшее в простенке зеркало. Видок был ещё тот: с фингалом на щеке, весь перебинтованный, волосы из-под повязки торчком. Семёнов критически осмотрел меня и покачал головой.