Александр Харламов - Высшая мера

– Спишь, Косько?– усмехнулся недобро Ковригин, поправляя ослабший ремень сержанта.– Крепко спишь…

– Никак нет!

– А ведь за это сюда и послан! Наказан! И опять за старое…

– Товарищ…– начал Косько, виновато потупив глаза в снег, оправдываться.

– Ладно, радуйся, что я по делу в твою вотчину…– Ковригин отодвинул в сторону сержанта и шагнул к штрафному изолятору.– Мне нужен заключенный Кислов. Есть такой у тебя?

– Так точно!– рявкнул счастливо вертухай, радуясь, что в этот раз его пронесло и наказания не последует.– Камера номер два! Заключенный Кислов наказан за нарушение режима, драка, срок тридцать суток!

– Ясно…проведи меня к нему.

– Один момент!– Косько было холодно в одной гимнастерке. Мороз крепчал с каждым часом, но попросить минуту подождать замполита, чтобы одеться проштрафившийся сержант, так и не решился. Путаясь в тяжелых валенках, он торопливо двинулся к среднему бараку.

– Как Кислов? Беспокойства не доставляет?– поинтересовался Ковригин, пока сержант суетливо посиневшими пальцами пытался открыть окоченевший замок.

– Им в наших условиях, товарищ старший лейтенант бузить некогда. Не замерзнуть бы до смерти…

Замок щелкнул, открывая вход в полутемный сарай. Косько шагнул в темноту, а следом за ним Ковригин. Осмотрелся…Широкие светящиеся щели были почти по всему периметру, сквозь них со свистом врывался ледяной сквозняк, вяло поднимая пожухлую листву на земляном полу. По деревянному брусу причудливым узором расползся иней. В дальнем углу изолятора стояли грубо сколоченные нары с охапкой сырого сена, распространяющего по всему пространство кислый аромат прелого, особенно ощущаемого на морозе. В другом углу, ближе к двери по правую руку от Ковригина, источая непередаваемую вонь, высилась прихваченная морозом кучка человеческого дерьма.

Когда они зашли в барак, Кислов усиленно пытался согреться. Приседал на месте, дуя на посиневшие пальцы, плотно прижав руки к груди. Заметив вошедшее начальство, он прекратил импровизированную зарядку и выдохнул облако ледяного пара, противно оскалившись.

– Гражданин начальник…– протянул он наигранно писклявым голосом.– Какие люди, да без охраны…Хотя, постойте…Этот чебурек с вами?– презрительно кивнул он в сторону Косько, переминающегося с ноги на ногу за спиной комиссара.

– Разговорчики, Кислый!– рявкнул сержант, топнув для верности ногой.– Отвечать, как положено! Или понравилось на зимнем курорте? Могу дополнительную путевку дней на пятниц сюда организовать за нарушение режима!

– Виноват, гражданин начальник,– улыбнулся, блеснув в темноте золотыми фиксами Кислый,– ляпнул не подумавши…– и вытянувшись в струнку, громко продекламировал, словно стишок на детском новогоднем утреннике:

– Осужденный Кислов 1905 года рождения, срок десять лет…

– Хватит кривляться Кислов,– махнул рукой Ковригин, шагнув поближе к нему,– я и без этого знаю сколько у тебя срок, за что сидишь и какого ты года рождения. Товарищ сержант,– повернулся он к Косько, присаживаясь на нары рядом с вором,– оставьте нас…И оденьтесь потеплее, не май месяц все же на дворе!

Обрадованный неожиданной свободой, окончательно посиневший от холода Косько, мгновенно исчез за дверью, благодарно кивнув. Наступила тишина. Кислый стоял напротив молодого комиссара, презрительно скалясь всеми своими золотыми фиксами. Отчего-то его улыбка напоминала старшему лейтенанту шакалий оскал. Закурил, с трудом растягивая отсыревшую папиросу. Кислов напряженно повел носом. Хотелось курить до звона в ушах. Иметь табак в ШИЗО было запрещено.

– Будешь?– Ковригин бросил пачку на нары, из кармана достал спички.

– Да ты что…гражданин начальник?– с трудом сглотнув слюну, пробормотал Кислов.– За суку какую меня держишь? Мне от тебя в падлу брать что-то…Это ты своих стукачей лагерных подкармливай, а я вор!

– Не смеши меня, Кислов! Вор!– улыбнулся Ковригин, выпуская колечками дым.– Мне бы хоть не врал бы…Вор он! Ссучившийся ты вор, Кислый, сука!

– Ты чего, в натуре, начальник, оборзел? За такое на пики сажают!– изменился в лице Кислый, хотя лейтенант с удовлетворением заметил, как собеседник побледнел.

– Сажают,– согласился охотно Ковригин,– только воры! А, что делают с теми, кто уронил звание вор в законе? Кто пошел на сговор с администрацией, стучал на своих корешей, получая небольшие послабления в режиме, выдавая за свой беспримерный авторитет? Ах да…Их, кажется, опускают? Так на вашем жаргоне называют мужеложство? Ты кури, кури,– пододвинул он невозмутимо пачку к Кислову поближе,– чего замер? Тебе-то нечего терять…Или ты думал, что вся информация о твоих похождениях во время последней отсидки не вскроется? Напомнить? Соликамский лагерь, три года назад…

– Тише!– вырвалось у Кислого помимо воли. Он испуганно обернулся на дверь, боясь, что с той стороны подслушивает их Косько.

– Чего ты хочешь?– спички подрагивали в татуированных пальцах, никогда не знавших работы.

– Просьба есть у «хозяина к тебе»…

– У вас стучать опасно. Седой может и голову оторвать.

– С этапом новым пришелбывший чекист Клименко…

Кислов изменился в лице, услышав знакомую фамилию.

– Вот поэтому к тебе мы и решили обратиться!– похлопал его по плечу Ковригин.– Совместишь приятное с полезным. До следующей недельной поверки он дожить не должен…Тем более, насколько я знаком с вашими законами, он морду вору набил, за что его на пики посадить можно…

– Суд нужен…

– Судите! Но дожить он не должен…

– Из ШИЗО это очень трудно сделать, гражданин начальник,– выдохнул Кислов, обжигая пальцы окурком, который смолил до самого последнего, наслаждаясь добротным дорогим табачком.

– А мы к годовщине октябрьской революции амнистию состряпаем, всех разгоним по баракам, к вечеру уже у себя будешь, да и Косько пора передохнуть, а то сопьется здесь, сторожа вас, ублюдков…– отмахнулся Ковригин.

– А если…

– Что? Если не выйдет?

Ковригин молча встал, пряча папиросы в карман, оправил шинель, подтянув и без того идеально затянутый пояс.

– Как ты говоришь воров наказывают…Опускают? Слышал зубы домино выбивают, чтобы не прикусил, когда…Сам понимаешь…Больно наверное.

Кислов вздохнул, посерев лицом. Его даже передернуло при мысли о наказании от общества. Звание вора сложно заслужить, но еще сложнее ему соответствовать. Вор должен быть кристально чист, за нарушение неписаных законов лучшее наказание смерть! Об остальном даже страшно подумать. За проявленную слабость в Соликамске ему грозило нечто другое, именно то, на что намекал сучий комиссар.

– Есть еще вопросы?– усмехнулся Ковригин, стуча кулаком в дверь.