Татьяна Иванько - В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. том 4. Кровь

– Ты не одобряешь, Боги? – заметив это, спросила Табуретка, вспыхивая, надо же, старая любовь не ржавеет, так и дышит неровно к островитянину.

– Да нет, отчего же, дело ваше, – пожал плечами Боги, загорелый и татуированный, он смотрелся настоящим иностранцем среди нас, бледнолицых москвичей.

– И всё же? – Очкарик поправил дешёвую оправу на коротком носу.

Тогда Боги ответил, отставив опорожнённую рюмку:

– Работать там можно, работать можно везде, хоть вон, на Луне или на Марсе, но жить… Не знаю, там всё чужое. Воздух даже не наш, понимаете? Все запахи, вода, еда, свет… Когда знаешь, что вернёшься в любой день, и то замечаешь, а если решить навсегда там поселиться… даже если всю семью перевезти… Но все люди разные, я не хочу там жить, а вам, возможно, и понравится.

– Я и то там не остался, – усмехнулся Вальдауф, позвякивая вилкой о тонкий край тарелки. – А моей жене нравится. Так что… все разные, это верно.

В нашей компании он не чувствовал себя чужеродным или старым, и не чувствовали этого мы, хотя все были моложе его примерно на двадцать лет или около того.

– А нам и вовсе с нашей музыкой там делать нечего, – отозвался Серёга Сорокин, с обожанием посмотрев на Книжника, при том, что обнимал очаровательно крутой изгиб бедра своей драгоценной Розочки. Но я знаю, что в его обожании Книжника нет ничего сексуального. – Если только Ленин на инглиш перейдёт.

– Второй «Парк Горького» там на фиг никому не сдался, – сказала Мэри.

Из всей «МэМи» только Вилор не был здесь с нами, они с женой и детьми уехали в Питер к родителям встречать Новый год. В большой компании Книжник не позволял себе вольностей с моей женой, но зато занимал так много её времени и такое большое место в её сердце, что это начинало сильно волновать меня.

Сильнее было только желание отомстить Никитскому. А там уж я подумаю, что делать с этим несносным Книжником.

Так что я, не отвлекаясь от своих повседневных дел, бизнеса, который только ширился и разветвлялся, потому что и в своих скитаниях в поисках Боги, я не оставлял своего дела, благо мест на планете, где не ловит интернет, почти не осталось. Так что мои дела занимали много места в моей голове, но в душе сейчас оставалось только это.

В августе грянул дефолт, разоривший многих моих партнёров, и сделавший меня богаче на несколько миллионов, потому что я держал все свои деньги в долларах и во множестве заграничных банков, а долгов у меня не было.

Через пару недель после того самого памятного 16 августа, когда разом рухнули и биржи и все активы в России, когда потихоньку начали устаканиваться цены, выросшие в три, а то и в пять раз, Таня спросила меня:

– Марик, не хочешь вложиться во что-нибудь стоящее?

– Во что? В золото? – спросил я.

– Можно и в золото, конечно, но, может быть, в какое-нибудь производство?

– В свечной заводик? – усмехнулся я.

– Ну, или завод по производству газовых труб, к примеру. Вон, Газпром растёт, как насосавшийся клоп.

– Танюша, мой бизнес прибыльнее в тыщу раз и настолько же менее рискованный, в плане финансовых потерь.

– А я не о финансах вовсе, а об удовлетворении.

Я покачал головой, чтобы только не спорить с ней. Я был вполне удовлетворён своим делом. А для патриотического задора у меня было сотрудничество с Радюгиным.

Но сейчас для настоящего удовлетворения мне было нужно закончить с Никитским…

Было ли мне страшно угроз этого Лиргамира? Ну, я не ожидал, это правда. То, что я знал о нём, не позволяло мне подумать, что он способен на какую-то месть, даже на серьёзную злость. Неопределённо голубая ориентация, потому что реальных его связей мне установить не удалось, но слухи на эту тему были, а потому он в целом не внушал опасений, такие люди, как правило, неспособны на агрессивные действия. А потому я не воспринимал его всерьёз и не занимался им углубленно, хотя телефон его мы прослушивали, но только на звонки его жены и Платона. И всё моё впечатление складывалось из того, что он из очень хорошей семьи, настолько, что в своё время его даже смогли вылечить от наркомании, а это, надо признать, большая редкость.

Я вообще не понимал, что объединяет его с женой, странная полубогемность? Какая-то крепкая дружба, возникшая между ними? Увлечение живописью, которое для него кончилось каким-то несерьёзным мелкий бизнесом с конторкой где-то в центре? Богатое наследство, которое, вероятно и привлекло Таню? Но и всё. И всё какое-то несерьёзное, какое-то не мужское, несовременное и не внушающее почтения, тем более опасений. Конечно, мы прослушивали его телефон, но меньше, чем телефон Платона, но в разговорах он был сдержан и немногословен. Насколько я мог понимать, зарабатывает у них Таня своими западными «каникулами», которые теперь прикрылись, благодаря мне, точнее публикациям в западной прессе после начатой мной кампании. Так что, злость этого Лиргамира могла возникнуть из-за этого? Что ж, твёрдый доход и не такой маленький, как я понимаю, это аргумент, чтобы злиться.

И всё же, то, как он говорил, как сверкал глазами и зубами, то, как пришёл и с кем, как вошли, не повредив замков, каким ударом лишили меня сознания, уходя, наводило на нехорошие размышления. И потому я поменял не просто замки, но входную дверь, я держал теперь пистолет не в тайнике, но под подушкой, проверяя по нескольку раз за ночь. Я сменил номер телефона, я стал осторожнее передвигаться на машине и тем более пешком, тем более что несколько странных случаев наводили на размышления, я не верю в случайности с подрезанием сверкающими «мерседесами» с заляпанными номерами. Потом дверь мне сожгли, ту самую, новую, хотя она была металлической, но будто под ней взорвали гранату… Словом, много происходило всякого странного и неприятного, пугающего.

И я решил приглядеться к Лиргамиру внимательнее. Но всё то же: он всё так же безобиден, как барашек на лугу: просиживает в своём аккуратненьком офисе, с такими же сотрудниками, идеально выполняющими свои функции, летает иногда куда-то на своём самолётике, то ли к тайным любовникам, с него станется, то ли по ещё каким-то таким же мелким делам. Во всём он, этот Лиргамир похож не на русского, а на какого-нибудь шведа или даже бельгийца, таким аккуратным, идеально одетым, причёсанным, даже вымытым и вычищенным он выглядел. Таким была его машина, его офис, даже двор и дом, где они жили с Таней.

К ним приходила домработница, но такая пожилая и хитрая, что выведать у неё что-либо мне не удавалось. То есть то, что она говорила, было обыкновенно и скорее всего, лживо: что супруги живут душа в душу, вместе спят, посещают свекровь не реже пары раз в месяц, бывает и она в гостях у них, пореже бывают у её заносчивых родителей, постоянно является шурин хозяина, с которым они, похоже, дружны. Всё это не могло быть правдой хотя бы потому, что у Тани были связи на стороне, о которых, скорее всего, знал Лиргамир. Но при том он был в дружеских отношениях с теми, с кем она общалась очень близко, и участвовал в их проектах. Впрочем, деньги, вероятно, давала Таня, так что возможно, ключ ко всему в этом. Ведь теперь после того, как ей отрезали путь на Запад, здесь в России её возможности возросли многократно благодаря славе, обеспеченной публикациям сначала Редниченки, которого я очень легко купил в том году, и который с таким наслаждением громил Олейников, а теперь сам Олейник, выйдя с Куриловым, который всё же почему-то вернулся, хотя никак не должен был, я был уверен, что он свалил навсегда. И, поди ж ты, вернулся каким-то образом! Ну приехал бы хотя бы через пару лет, так нет, как раз когда эта наглая девка сбежала из-под носа дурака Кочаряна…