Василий Боярков - Центр жестокости и порока

– Нет! – воскликнула более осторожная Лидия. – Это может быть мой полоумный «бывший»! Кто его знает, что взбрело в его полоумную голову?.. Рисковать же имуществом и квартирой я сейчас не хочу, тем более что он уже почти полностью в моей власти и вот-вот согласится с моими условиями – я открою сама, а ты оставайся в комнате, – она самодовольно хихикнула, – сюда мы все равно никогда не заходим – общаемся с ним на кухне. Не сомневайся, – увидела она негодующий взгляд, – я выпровожу его по-быстрому: меня он продолжает слушать беспрекословно! Дальше вернусь к тебе, и мы продолжим прерванные важные обсуждения.

– Ладно, – как бы нехотя согласился полковник, – только смотри – если что?! – я выйду и набью ему «наглую морду».

– Нет! – молодая авантюристка гневно сверкнула бесподобными глазками. – Ни в коем случае! Твое появление полностью исключается: я сама во всем разберусь, поверь, обмануть его – особого труда не составит.

Здесь вероломная красавица презрительно усмехнулась и пошла открывать, нисколько не сомневаясь, что Аронов не выдержал долгой разлуки и под каким-нибудь благовидным предлогом, причем обязательно желая сделать ей приятный сюрприз, «приперся», нежеланный, ее навестить; так в общем-то и получилось, только неожиданно инициатива ведения разговора была взята вновь пришедшим нежданным гостем – едва оказавшись в съемной квартире бывшей супруги, он, продолжая находиться в крайне взволнованном состоянии и не в силах унять нервно теребящую дрожь, почти прокричал, еле сдерживая бездумную ярость и необузданный гнев, неудержимо просившиеся наружу:

– Где он?!

– Кто он? – старалась женщина придать себе удивленный вид, опешив от неожиданной трансформации. – Я тебя не понимаю?

– Да?! Действительно?! – практически рычал, с одной стороны, разъяренный, с другой –предательски обманутый муж, сравнимый в напряженную минуту разве с Отелло, или Венецианским мавром. – Я сейчас имею в виду Укорова Костю, или у тебя есть кто-то еще?! – И не дожидаясь ответа, прямиком направился в комнату развратной красотки, где до решительного мгновения никогда еще не был и где сейчас находился разоблаченный подлый любовник.

Когда взбудораженный мститель распахнул плотно прикрытую дверцу, его взору предстал располневший, полуголый полковник, в спешке пытавшийся натянуть на себя брюки и «застрявший» на половине в спокойных условиях нисколько не сложного дела.

– Ах вот ты где, «мерзкий разлучник»! – закричал полицейский, направляясь к вмиг опостылевшему врагу, тем более что его плачевное положение подвигало к быстрейшему нападению.

Так и не позволив сопернику полностью надеть брюки, натренированный боец-полицейский заехал ему мощнейшую оплеуху, направленную в правую сторону головы – от полученного воздействия у того на секунду помутилось в глазах и, соответственно, «посыпались искры»; дальше, несмотря на то что он и так в физическом плане имел явное преимущество, а заодно и продолжая использовать некоторую, а главное, удачно возникшую скованность, Павел обхватил выбранного противника руками за плотно прижатые уши и направленным ударом лба осуществил перелом переносицы, о чем тут же стало известно из характерного хруста и брызнувшей крови, перемешанной с самопроизвольно вырвавшимися слезами. Таким образом, произведенным стремительным натиском Константин Николаевич был предупредительно лишен всякой возможности активно сопротивляться и оказать хоть сколько-нибудь значимое противодействие. Тем временем Павел, объятый неописуемыми гневом и безрассудной яростью, практически не осознавая в должной мере окружающей обстановки, повалил недруга на пол, после чего продолжил его избивать и в дальнейшем, уже лежачего, интенсивно колотил по телу массивными полицейскими берцами.

Находясь в состоянии крайней агрессии, разъяренный мужчина, бесспорно, убил бы беспомощного недруга, о чем, без сомнения, горько пожалел бы впоследствии; но вместе с тем сейчас ему было без разницы и он заранее был готов к любым неприятностям, пускай даже и нешуточным, и крайне плачевным. Однако он не знал, что, на его беду, хотя, быть может, скорее, на счастье, в тот же самом подъезде и на этой же самой лестничной клетке изволил проживать представитель росгвардии, или по-простому омоновец – и именно к нему устремилась за подмогой роковая красотка, сама в умопомрачительный инцидент лезть не рискнувшая, а решившая предоставить возможность по его погашению кому-то другому. По невероятному стечению обстоятельств сосед оказался дома, а не в какой-нибудь очередной дальней командировке; узнав, что же в действительности случилось, он сразу откликнулся на призывы о помощи, поступавшие от чрезвычайно перепуганной женщины – оказывается, он служил уже довольно давно и являл из себя полицейского сообразительного и опытного, в связи с чем был полностью убежден, что малейшее промедление в сложившейся ситуации может обернуться страшной и бесповоротной трагедией; причина представилась сотруднику очень серьезной, поэтому, не одеваясь (как был, в трусах и тельняшке), он незамедлительно бросился в соседнюю, смежную с ним, квартиру.

Оказавшись в центре уже явно не поединка, а жестокого избиения, военнослужащий вмиг оценил драматичную ситуацию, а следом ринулся пресекать, как не говори, но все же противоправные, преступные действия. Специфика службы участковых и представителей ОМОНа значительно отличается; таким образом, не станет слишком уж удивительным, что опытный боец спецназа, применив всего-навсего пару приемов, легко сумел справиться с менее подготовленным полицейским и лишил его шансов к проявлению дальнейшей активности, сковав по рукам и ногам липкой лентой, любезно предоставленной основной зачинщицей всего чудовищного конфликта.

***

Впоследствии ей пришлось вызывать скорую помощь, априори полицию, что привело к обнародованию ее двойной жизни и, естественно, лишило всяческих шансов, чтобы по взаимному договору, так сказать «безболезненно», завладеть общей с бывшим мужем жилплощадью. Затем пошли затяжные разбирательства как уголовные, так и гражданские, где у действующего сотрудника внутренних органов появилась реальная перспектива оказаться в «местах не столь отдаленных», а наоборот, значительно приближенных к тюремному заключению; он, конечно, рьяно сопротивлялся, даже смог переманить на свою сторону несовершеннолетнего сына, который, попав под жесткий прессинг военного полковника-отчима, с радостью согласился пойти на сделку с прессингуемым отцом, где они провернули отчаянный по содержанию план…

Однажды, папа пригласил двенадцатилетнего мальчика посетить кинозал, что было у них заведено практически каждые выходные; просмотр фильма происходил как и обычно и закончился без каких-либо значимых происшествий; но вот по его окончании… они уже продолжили общаться, что говорится, наедине – и именно тогда-то и состоялась их невероятно вероломная, но где-то целиком оправданная и полностью справедливая сделка. На то время ребенок, выглядевший соответственно возрасту, был полной копией красавца родителя, но все же имел еще и некоторые черты и особенности натуры, доставшиеся от матери, что выражалось и в лисьей хитрости, и в лукавом коварстве. Итак, выходя из кинозала, где Алеша (так звали юного отпрыска) сидел с самым каким есть удрученным видом, близкие друг другу люди направились к дорогой иностранной автомашине, так и продолжавшей находиться в полноправном ведении отвергнутого супруга; удобно разместившись в салоне, они перешли к обсуждению волновавшей их обоих очень серьезной проблемы.