Василий Боярков - Центр жестокости и порока

Как уже сказано, женат он был на женщине необычайно легкого поведения, оказавшейся моложе его на добрый десяток лет.

Аронова Лидия Викторовна в свои тридцать три года не выглядела уже той неотразимой красоткой, какой была еще, скажем, лет эдак восемь назад; но тем не менее, обладая какой-то магнетической энергетикой, она продолжала «приковывать» к себе любого, на ком только мог остановиться ее умышленный выбор; она не выделялась высоким ростом, при том что едва ли слегка превышала средний, вместе с тем лишь слегка располневшее тело продолжало сохранять прежние формы и выглядело невероятно эффектно; недостаток же высоты легко компенсировался неотъемлемой частью ее гардероба – высокими каблуками. В остальном, если остановиться более подробно на ее очертаниях, в первую очередь можно выделить следующие характеристики, неотъемлемые от ее, по сути, роскошной фигуры: круглое, лишь чуть-чуть вытянутое книзу, лицо имело невероятно гладкую и одновременно светлую кожу – ей был придан слегка смугловатый оттенок, достигнутый посредством посещения исключительно элитных соляриев; карие, с едва заметным зеленным оттенком, глаза немного косили, словно у ведьмы, и искрили не отпускавшим с детских лет озорством и, в то же время, крайне продуманной хитростью (однако ни то ни другое не подчеркивали значительного ума либо выдающегося рассудка); носик представлялся небольшим, без малейших изъянов, и переходил в слегка припухлые губы, отличавшиеся ярким алым оттенком и вдернутые немного кверху (что выдавало неотъемлемую капризность, как, впрочем, и общую нервозность, и скверность характера); чуть оттопыренные уши полностью скрывались за длинными, волнистыми волосами, обозначенными темно-русым окрасом, немного отливавшим легким рыжеватым оттенком; одеваться она предпочитала в короткие наряды, плотно обтягивавшие фигуру и дававшие возможность выставлять напоказ и роскошные груди, прикрываемые третьим размером бюстгальтера, и прямые, стройные ноги. По характеру она была женщиной своенравной, не в меру амбициозной, исключительно упрямой и крайне жестокой, хотя последнюю черту умело скрывала за видимым дружелюбием.

Невзирая на имевшийся недостаток смышлености, но обладая прирожденной тягой к авантюризму, она смогла убедить доверчивого супруга (умело подставляя Павла в неприятные для него ситуации, нередко дающие основание полагать, что его трудовая деятельность закончится в «местах не столь отдаленных») переписать на себя всё вместе нажитое имущество, в том числе и квартиру, и заграничную машину, купленную ч неимоверным трудом и оформленную, между прочим, в кредит. Между тем коварство жены не имело границ, и, перед тем как подписывать дарственную, она смогла склонить безмерно любящего супруга к якобы фиктивному расторжению брака… не обладая полной уверенностью в ее порядочности по части многочисленных любовных интрижек (да и, если честно, он давно уже смирился с существовавшим положением), в вопросах семейного благополучия десять лет совместной жизни давали веское основание полагать, что брачный союз продлится вечно (во что, кстати, супруг до безумия самонадеянно верил!), и Аронов необдуманно, обманутый, согласился.

В дальнейшем все пошло как по какому-то роковому сценарию: супруга стала часто отпрашиваться и уезжала на ночь вроде бы как к подругам, когда же супруг находился на службе, поступала так и вовсе не ставя его в известность, нередко забирая на развлечения и их совместного двенадцатилетнего сына. Может видеться удивительным, но мальчик был в курсе всех гнусных измен «разлюбезной мамочки», однако по строжайшему ею указанию непоколебимо покрывал развратное поведение непревзойденно легкомысленной женщины. Однако и ему не было до конца известно обо всех ее вероломных планах, и примерно за три месяца до описываемых событий она стала встречаться исключительно только с одним мужчиной, носившим звание военного полковника и обладавшим много более устойчивым и завидным положением, достигнутым в обществе, нежели чем обыкновенный полицейский майор, несший пусть и нелегкую, но крайне бесперспективную участковую службу. Лида ревностно скрывала, по ее мнению, невероятно счастливую связь, возникшую хотя и неожиданно, но, по ее несомненному убеждению, вполне своевременно – до поры до времени она всеми силами старалась держать вероломную неверность в полнейшем секрете. Но вот наконец настало «прекрасное время», когда они совместно с новым ухажером пошли на тайный, по большей части предательский, сговор; конечным его итогом планировалось то исключительное обстоятельство, что она любыми путями спровоцирует мужа на ссору, естественно, оставит его виноватым, униженная, заберет себе имущество, финансы, ребенка, в последующем переедет на съемную квартиру (уже заранее приготовленную любовником), поживет там в течении месяца, может быть двух, а потом как бы случайно познакомиться со новоявленным кавалером, в результате чего, «не откладывая в долгий ящик», они начнут радостную совместную жизнь.

И вот именно придуманный с любовником сценарий Аронова и пыталась сейчас воплотить в действительность.

– Завтра Девятое мая, – твердила она заученным заранее текстом, – и я обещала ребенку, что мы с ним поедем к одной моей давней знакомой, которая – даже ты должен быть в курсе – проживает прямо на Красной площади, недалеко от места, где будут проходить самые значимые праздничные мероприятия! Я сейчас не работаю – по твоему, кстати, согласию – и наличных денег у меня, соответственно, нет, а чтобы как следует отдохнуть и вдоволь развлечься, необходимо потратить – как, надеюсь, ты понимаешь? – крупную, приличную сумму! Ты же ведь – возьму на себе смелость предположить – не допустишь, чтобы твоя жена – пардон, уже просто сожительница, «ессесвенно»! – и сын побирались, и выделишь нам необходимую финансовую поддержку?

– Лидонька, милая, прости, – вопреки устроенной провокации, ранее всегда отлично «работавшей», когда дело касалось дополнительных выплат, на сей раз почему-то необычайно спокойно твердил супруг, вдруг ставший на удивление твердолобым, – но ты же знаешь наше тяжелое положение, и тот кредит, оказавшийся – я даже не представлял! – неподъемным и непомерным. Поэтому ты можешь меня сейчас хоть расстреливать, хоть распиливать, но выделить тебе чего-либо сверху того, что у меня есть в наличии – а у меня давно уже ничего нет, о чем кому, как не тебе, лучше всех должно быть известно! – я попросту не смогу, потому что взять дополнительных средств мне в настоящем случае в общем-то негде и неоткуда, а лезть в очередные долги я, соответственно, не хочу… мне за машину впору бы пока расквитаться.