Николай Старинщиков - В чужой игре

– Куда понесем? – спросил Вовочка.

– Ко мне в гараж!

Вовочка тяжело посмотрел в его сторону и отвернулся.

– Но можем и к тебе часть занести, – уточнил Матрос.

У Вовочки от неожиданности шевельнулись уши. Естественно, он согласен. Мать даже не спросит, откуда взялись вещи.

– Тогда до вечера, – сказал Матрос.

Случай опять давал ему шанс подняться над остальными. Но если он поднимется, то уже никогда не опустится. Таких, как Вовочка Садовский, пруд пруди – только свистни. Один Матрос существует в единственном экземпляре. Надо постоянно помнить об этом.

Он встал и направился к выходу.

– А мы?

Матрос удивился вопросу. Ведь он не папа для этой шпаны. Пахан – другое дело.

– Чё нам-то делать? Встал и пошел… – ворчал Вагин.

– Ждите… Иначе загремите ментам на рога.

– У нас же пусто! – опять как-то странно усмехнулся Садовский. – В карманах голяк…

Матрос запустил руку за пазуху, вынул мятую банкноту, расправил.

– Вот вам! – Купюра легла на столик трюмо у входа. – Закройся за мной, Гена…

Жеребец торопливо подошел к двери.

– Когда тебя все-таки ждать?

– Я позвоню…

Матрос тихо прикрыл за собой дверь.

Коньков торопливо закрыл после него все замки – вдруг ОМОН явится, а у него квартира настежь. Его трясло. Хотелось выпить и забыться хоть на минуту. Он поднял деньги, оставленные Матросом, и обмер: в руках была всего лишь полсотня.

– Хоть следом беги! – выпучил он глаза. – Вот удружил!

– Козел плешивый… – распрямил шею Садовский.

Он поднялся и стал торопливо ходить из угла в угол, как степной шакал в клетке зоопарка, – не останавливаясь и не замечая окружающих.

– Сядь, Кочан, – попросил Коньков. – Гимнастику, что ли, делаешь?

Тот недовольно покосился на него. Сделав еще пару тычков в угол, он брякнулся на диван.

– Убью Крылатого…

– Может, толкнуть нам чего? – фантазировать Вагин. – Допустим, видеокамеру.

Пацаны замолчали. Непонятная злость кипела внутри. Хотелось выйти на улицу и выпить пива, но Матрос не велел. Опять этот Матрос. Придется сидеть.

День тянулся нестерпимо долго. Жеребец вычерпал в ванной комнате воду. Затем выбрал остатки тряпкой и вытер насухо – все хоть какая-то работа для человека. Остальные слонялись из угла в угол. Курили. Доедали остатки пищи.

По телевизору говорили одно и то же. О кражах из квартир «по ящику» пока что молчали.

Ночь приближалась с трудом, когда в дверь постучали. На площадке стоял Матрос со спортивной сумкой через плечо.

– Не ждали? – оскалился он в садистской улыбке.

– Вася, ты совсем или как? – ощетинился Вовочка. – Оставил полсотни и свалил. Чё на них купишь!

– Зато вы у меня в сохранности.

Оставив сумку у двери, Матрос прошел на кухню.

– Сам тоже чуть не прокололся, – бормотал он. – Утром вышел, а двое ментов стоят у подъезда. В общем, еле прополз мимо.

Он перевел дух и продолжил:

– Короче, договорился с одним барыгой… На машине приедет и увезет, как стемнеет. От нас только помощь потребуется – вытащить и в машину кинуть. Нормально? – От радости у него блестели лобные залысины. – Товар определят к месту, а взамен достанутся деньги, хотя и не все сразу – остальная часть после реализации товара.

Ребята сопели. Пока торгуешься – заметут. Так что торговля им не с руки.

– Ночью сбегаем. Я присмотрел там одну, – радовался Матрос. – Внутри никого. Весь день проторчал в кустах.

Матрос был трезв как стекло, и мысль у него била ключом.

– Между прочим, тот самый дом, на который ты глаз положил, – обернулся он к Вовочке.

Садовский хлопал глазами. Какой еще дом?

– Тот самый, где тарелки по стенам.

– Там же охрана…

– Вот и надо зайти. Я уже придумал, как. Но только того. Чтобы ни капли. Трезвыми надо быть. Хотя некоторые считают, что у пьяного лучше выходит.

Ребята опустили головы. Трезвость как-то не входила в их планы. Даже Коньков выпил бы пива. Примерно с литр. На первый раз.

– Смотрите сами. Я только что с улицы и мне виднее. И это всего лишь план.

Садовский, Коньков и Вагин, словно сговорясь, отводили глаза.

– Что с вами?

– Устали, – ответил Вовочка.

Матрос хохотнул надломленным голосом. Устали, валяясь на диване.

Он вышел в коридор и вернулся с сумкой. Сунул руку внутрь, вынул бутылку, посмотрел внимательно на этикетку, прицениваясь к достоинству продукта. Поставил на стол.

– Тогда давайте. Тяпнем за успех спортивного дела. Чтобы оно цвело и развивалось. Чтобы не было у нас застоя…

Садовский склонил голову на бок. Витиевато говорит Матрос – остальным так не под силу. А все потому, что у Матроса техникум морской за плечами. Иногда скажет, будто он опер на самом деле. Пусть тянет на себе бригаду. Вовочка слова больше не скажет. Зря по губам только съездил.

Следом за бутылкой Матрос вытащил из сумки копченых окуней, охотничьих колбасок пучок, несколько свежих огурцов. Он помнил о товарищах. Они бы о нем так заботились.

Парни глотали голодную слюну и молча ликовали. Матрос не забыл о них. Он им вроде отца. Даже по возрасту слегка подходит.

«Отец» тем временем поймал со стола за горлышко бутылку. Быстро смахнул с нее белую шляпку и стал разливать. Он знает, чего хочет общество.

– За успех предприятия!..

Агент по-прежнему находился дома, провожая день за днем. Закат всегда подолгу догорал за Волгой. Так долго, что делалось томительно в груди.

Вот он опять догорел. И словно бы не было дня, а только всегдашняя ночь и темнота. Звук трамвая за перекрестком.

Петр прилег на кровать, положив с краю ружье. Он не расставался теперь с оружием. Смежил веки и тут же отключился. И потом вдруг сразу же вздрогнул, проснувшись от непонятного звука. Вскочил и бросился к окну. Кажется, и спал-то совсем чуть-чуть, а пропустил момент: две фигуры брели по двору со стороны распахнутых огородных ворот.

Фигуры приблизились и замерли у крыльца. Переговариваются. Петр не спускал с них глаз.

…По началу у Векшина все складывалось хорошо. Временами Подшивалов сажал его в камеру, либо поручал иную работу – войти, например, в доверие и запомнить «героев». В остальное время Петя работал грузчиком, потому что гараж, в котором он когда-то крутил баранку, неожиданно рухнул, не выдержав конкуренции.

Месяца три назад Векшин поступил в другую фирму. Там он таскал мешки. На первый взгляд, фирма была порядочной. Физическая работа держала тело в хорошей форме. И все было бы хорошо, если б не тот случай. Пришлось разгружать вагон, поступивший откуда-то с юга. Два тяжелых грузовика уже готовились принять груз…

…Ружейный приклад знакомо прижался под мышкой. Петр Ильич помнит его, как стал на этот скользкий путь, где кругом одна только слизь и отбросы. А он среди этой слизи. Он вынужден в ней торчать. Он пешка, которой играют… Но так не может быть вечно.