Николай Старинщиков - В чужой игре

Вагин с Садовским вошли внутрь. Дверь закрылась, щелкнув замком.

Жеребец в этот раз опять оказался снаружи – стоял на тротуаре и с любопытством пялился в окна.

– Хоть бы в сторону отошел, – ворчал Матрос, всей душей ненавидя «танцора». Сам привычно приблизился к платяному шкафу, раскрыл створки и стал ворошить белье, обскакав остальных «гостей». В этой квартире Матрос прекрасно ориентировался – в ней жил не просто сосед, в ней обитал его друг!

Перетряхнув половину шкафа и ничего не найдя, Матрос стал терять терпение.

Напоследок Матрос вновь запустил руку по самое плечо и замер. Пальцы знакомо уткнулись в упругую бумагу. Приятное ощущение. Оглянулся по сторонам: «гости» привидениями бродили по квартире, складывая вещи у двери.

Матрос, не оглядываясь, переместил пачку денег себе за подкладку. Специально куртку с надрезанным швом надел. Шкаф сразу перестал его интересовать. Матрос для блезира подошел к серванту и стал перекладывать в нем посуду. Молодежь дышала ему в затылок. Если б они только знали, дураки…

– Ну что? – спросили.

– Ничего, уходим.

Они подошли к двери.

– Я вас догоню. Головами не крутите, – прошипел Матрос

Вовочка с Вагиным вышли с вещами из квартиры. Вильнув направо по коридору, они оказались на улице. У подъезда к ним примкнул Жеребец.

Матрос догнал их буквально через минуту.

– Слабо зашли, – произнес он, задыхаясь.

Вовочка молчал. Вагин сопел от напряжения. Жеребец грохотал позади подошвами.

По пути остановились у круглосуточного киоска. Узлы оставили в кустах и подошли к витрине.

– Надо жрачки купить, водяры, а то будем носиться днем… – сказал Матрос и полез в карман за деньгами.

Потом взял у продавщицы пустой пакет и принялся складывать в него продукты: четыре поллитры, колбасный фарш в пластиковой упаковке, рыбные консервы, пару баллонов пива – ручки того и гляди оторвутся.

– Возьми еще пакет, – сказал Садовский, словно рентгеном просвечивая Матроса. Утаил Матросик денежку, а ведь так не делают в порядочных шайках.

Матрос чувствовал, как бьется собственное сердце. Попросил у продавщицы еще один пакет и, получив сдачу, вцепился в ручки, всем видом показывая покорность судьбе. Шел впереди, чувствуя спиной липучий взор Кочана. Придется опять с утра мозги промывать «зеленому».

Жулики поднялись к Жеребцу в квартиру и оставили узлы у двери.

– С утра разложить надо на балконе… – планировал тот. – Запинаться надоело.

– Без проблем, – успокоил его Матрос. – Уберем завтра.

– У меня мать приезжают…

– Говорю, приберемся, – заверил его Матрос.

Проговорил и направился с пакетом на кухню, по-прежнему чувствуя на себе тяжелый Вовочкин взгляд. Оставалось напоить его водкой и послушать, как он запоет.

Для удобства они уселись на кухне. Рядом вода, плита, холодильник. Да и стол в зале порядком загроможден. Убраться бы надо, но некогда. Каждую ночь они бегают, а днем отсыпаются, словно семейство кошачьих. Куда «штурвальный» повернет – туда и остальные, как утята за уткой.

Вовочкин папа, бывало, как начнет нарезать круги по Сосновке, так и бегает, задрав рога, пока не рухнет в бессилии. Одно слово – Скакунок! Вовочка от него сильно отличается. Он его превзошел.

Шайка сидела за столом, в помещении вился плотный дым. Выпили. Закусили. Повторили. Сам собой возник разговор. Вначале осторожный – не разбудить бы соседей, не навести бы людей на дурные мысли. Потом разговорились. Кто они такие, соседи?! Пусть себе спят, поскольку это не их дело!

И парни старались. Молодость так и перла из них. Одному лишь Матросу за сорок. Маленький, метр с шапкой, но зато умный и опытный. Потому Вовочка и приглядывает за ним. Не смотрит – душу выворачивает наизнанку. Это он так на характер действует.

– Слушай сюда, Кочан, – не выдержал Матрос. – Что ты все пялишься? Может, я у тебя занял и забыл? Ты скажи, не стесняйся.

Вовочка натянуто улыбнулся: «Чует, падла, грешок за собой…»

– Чё молчишь? – заводился Матрос. – Ответь людям! – Простуженный голос рокотал в груди.

Вовочка задумался. Интересно ставит вопрос крылатый. Получается, все здесь люди, а Кочан – никто. Один против всех. Поэтому Вовочка молча выпил внушительную стопку водки и запил пивом, не закусывая. И тут его повело.

– Может, сам объяснишь, крылатый?

Вовочка сказал то, что думал. Матрос считал себя чуть ли не вором в законе – значит, крылатый и есть.

– Куда баллоны катишь?..

Матрос откинулся к стене, сунул руку в карман брюк, однако пальцы застряли внутри. Не вынуть нож с выкидным лезвием – для этого вначале подняться надо.

Он вскинулся было кверху, но Садовский, сидя, тут же щелкнул его кулаком в лоб. Голова у Матроса стукнулась о бетонную стену, тело поехало книзу. Садовский вскочил и добавил еще раз. По отвислым губам.

Вову схватили под руки, но тот и не думал вырываться. Высвободил руки и присел к столу с довольным видом. Кто теперь у них самый крутой? Похоже – Кочан. Все стальные отойдут под него. В том числе и Бушуев Василий Андреевич, по кличке Матрос. Не очень-то он теперь походит на главаря.

Матроса под руки отвели в спальню, уложили на диван. В кармане у него обнаружился складной нож с выкидным лезвием. Конькова трясло: в его квартире могло случиться смертоубийство – это он ребрами чуял.

Представив залитые кровью обои, Жеребец содрогнулся. Зря связался с Матросом и со всеми остальными, и назад теперь не шагнуть – слишком увяз.

А Вовочке хоть бы хны. Не тревожат его воспоминания о безоблачном прошлом. Может, таким и родился, с насквозь истлевшей душой.

– У меня к вам серьезный базар, – проговорил Садовский. – Этот пусть спит там, а мы должны решить.

Коньков с Вагиным настроились слушать.

– Короче, – продолжил Вовочка. – Мне этот гад вот где сидит!

Он чиркнул пальцем себе по горлу и продолжил, запинаясь и прыгая с пятого на десятое:

– Щебечет Матрос вроде бы правильно. Прекрасно! Но кто он такой? Кому он на уши двигает… – Вовочка нервничал. – Здесь Матросу не дельфинарий! Кого он вздумал на лезвие посадить!..

Пацаны молчали. Коньков мучительно думал о возвращении родителей. Вагина, вероятно, искала мать, рыская по всему Новому городу

– Короче, – подвел черту Вовочка. – Этот больше у нас не хозяин.

– Кто тогда? – спросил Коньков. Ему уже чудился выход из сложившейся ситуации.

– Никто! – ответил Садовский. – Обойдемся! У нас будет демократия. Как решим, так и будет. И пусть все деньги вернет в общак, которые упер. Дурачков теперь нет для него.

– Действительно.

– Тогда выпьем за наш союз, пока этот не щекотнулся.

Коньков наполнил рюмки, и парни снова выпили.

Из зала вначале донеслось шевеление, затем шлепки ладоней по телу. Вслед за этим Матрос пробурчал утробным голосом: