Евгений Сухов - Страсть окаянная

– Пустите!

Ей завели руки за спину, а затем бесцеремонно защелкнули на запястьях наручники. Свернутого в трубочку полотна «Осенний мотив» уже не было. Оно осталось в руках у кого-то из тех, кто проводил задержание. Лену поволокли к машине. Она обернулась на ходу и увидела, как один из экипированных омоновцев нагнулся и подобрал с асфальта автомат охранника. Двое других поставили на ноги Климова. По левой руке Константина, плетью висевшей вдоль тела, текла кровь, обильно пропитав тонкую куртку. Сам он был бледен, как свежевыпавший снег, и продолжал стискивать зубы. Епифанова почти физически ощутила боль, которую в этот момент испытывал ее напарник.

Больше разглядеть ей ничего не позволили. Омоновцы грубо затолкали девушку в машину и захлопнули металлические створки дверей. Сели рядом с ней на низенькую скамеечку. Лена вновь попыталась рыпнуться, но пальцы одного из омоновцев жестко вонзились в ее хрупкое плечо. Епифанова вскрикнула.

– Сиди спокойно, дрянь! – сказал второй омоновец.

Лена уронила голову на грудь. Смирилась. К чему теперь оказывать сопротивление? Что она может изменить? Ничего. Остается только принимать ситуацию такой, как она есть.

Машина тронулась с места. Лена сплела за спиной пальцы рук и почувствовала, что готова расплакаться от собственного бессилия и невозможности как-то повлиять на происходящее. К этому чувству примешивалось еще и беспокойство за судьбу Климова...

Ни один из ее конвоиров за все время пути не проронил ни слова. Они даже между собой не разговаривали. От этого чувство подавленности у Епифановой только усилилось.

Минут через пятнадцать машина резко затормозила.

– Вставай! – распорядился омоновец справа.

Лена подчинилась. Ее вывели на свежий воздух и, все так же подталкивая в спину прикладами автоматов, заставили направиться в здание. Запястья затекли от наручников, и Лена даже почувствовала невероятное облегчение, когда их сняли. Это произошло уже в одном из мрачных кабинетов, в котором она оказалась.

– Так-так-так. – Восседавший за столом мужчина с майорскими погонами потер ладони и подался корпусом вперед. – Какая пташка к нам залетела! Будем сразу откровенничать или как?

Лена не поднимала на него глаз.

– Это зря, – майор покачал головой. – У вас, девушка, весьма богатый список нелицеприятных подвигов. Если бы вы покаялись, я мог бы замолвить за вас словечко перед кем следует. А то мне ведь по большому счету все равно... У меня приказ, госпожа Епифанова. Приказ сверху, – он указал пальцем под потолок. – Сунуть вас в камеру, где с вами, должен признаться, будут обходиться не так мило, как вы наверняка привыкли, а потом... Потом с вами будут говорить совсем другие люди.

– Это кто же? – глухо и безразлично поинтересовалась Епифанова.

– Сейчас не об этом, – майор поморщился. – Всему свое время. Лучше подумайте хорошенько и ответьте. У вас есть что сказать мне лично?

Лена покачала головой. Говорить ей сейчас о чем бы то ни было хотелось меньше всего.

– Разрешите войти? Как здоровье, Георгий Матвеевич? – уже находясь в кабинете у Мирошникова, поинтересовался Триполин и мягко прикрыл за собой дверь.

– Ты бы еще, твою мать, про погоду меня спросил, – отозвался генерал. Он стоял у окна спиной к Триполину и смотрел, как на улице идет дождь. – Хреново мое здоровье. И погода хреновая. И настроение такое же. – Мирошников подошел к столу, сел в кресло и, достав сигареты, прикурил. – Чего ты встал как пень? Садись.

– Ну, на погоду, как бы я ни хотел, повлиять не могу. А по поводу твоего хронического бронхита давно тебе советовал к врачу обратиться. – Триполин расположился в кресле напротив. – Ну а настроение тебе улучшить я постараюсь.

– Ну, давай, выкладывай, что там у тебя? Не тяни, – раздраженно поторопил Мирошников Триполина.

– Встречался я с Епифановой, беседовал. Только что. Почти договорились. Только, я думаю, с ней лучше тебе пообщаться. Уже непосредственно по делу.

– А ты?

– А я, – полковник немного помолчал. – Если ты помнишь, когда Епифанову с поличным брали, она с напарником была. В общем, паренек тоже под раздачу попал. У меня по этому поводу кое-какая идейка возникла.

– Какая, к хренам, идейка? Какой напарник? – вновь раздражаясь, недовольно бросил Мирошников.

– Или ты успокоишься и будешь меня слушать, или мы перенесем беседу и потеряем время, – тихо произнес Триполин, глядя в глаза генералу. Выдержав небольшую паузу, он продолжил: – У Войтовича с женой заключен брачный контракт. У них все поделено и четко прописано. Перед бракоразводным процессом оба супруга начнут хитрить. Это уж как пить дать, Гера. Так вот, по нашему плану Войтович должен будет переписать основную часть своего имущества на Епифанову, которую мы под него подложим. Но, как ты понимаешь, жена нашего олигарха тоже не дура. Причем «недура» богатая! Она, конечно, будет искать способ сохранить свой капитал. Вот я и подумал, что, если мы в параллель Епифановой в работу ее напарничка запустим. Под Войтовича наша девонька ляжет, а жене его мы напарника подсунем. Пускай супруги перед разводом свое имущество на любовников переведут. Ну а после этого Епифанова с напарником все на наши имена перепишут. А мы их отпустим с богом... И к богу.

– Да, складно все у тебя выходит, – Мирошников был доволен услышанным. – Хорошо. С Епифановой я сам поговорю, а ты напарником ее займись. Кстати, как его зовут-то?

– Климов. Константин, – Триполин улыбнулся. – И я рад, что выполнил свое обещание. Настроение у тебя явно улучшилось, Гера.

– Как ваше плечо, Константин Николаевич? – любезно поинтересовался чем-то похожий на Берию мужчина в звании полковника, едва заняв место за столом напротив понуро сидящего Климова. – Уже не болит? Или еще тяжеловато двигаться?

– Кто вы такой?

Константину очень хотелось курить, но он мужественно терпел, полагая, что любая просьба с его стороны будет расцениваться как проявление слабости. Однако Триполин и сам догадался обо всем без лишних обращений. Он достал из кармана пачку «Мальборо» и бросил ее на край стола. Затем из того же кармана выудил спичечный коробок, но, вместо того чтобы присовокупить его к сигаретам, стал механически крутить между пальцев.

– Вы курите, Константин Николаевич, курите, – негромко произнес полковник, поблескивая стеклами круглых очков. – Ничего не стесняйтесь и не бойтесь. Я – друг... Вернее, я надеюсь стать вашим другом. И надеюсь, что вы станете моим. Хотя давайте-ка я все объясню вам по порядку. Я – полковник ФСБ Леонид Триполин. Однако в данном конкретном случае я не столько представляю интересы своего ведомства, сколько интересы Отечества.