Леопольд Тирманд - Злой

Курносый нос Кубы задрался ещё выше, будто вынюхивая что-то в воздухе, ноздри его затрепетали. Это уже было кое-что! Он поднялся с ящика и, прищёлкнув пальцами, отшвырнул сигарету далеко от себя.

— То-то оно и есть, — проговорил он, подходя к Морицу и хватая его за рукав. — Я тоже хочу знать это, пан Мехцинский. Не для того, чтобы легавить, — вы, пан Мехцинский, должны были бы догадаться об этом с самого начала, — а для того, чтобы знать. Потому что я, пан Мехцинский, — журналист. Журналист должен знать так же, как люди должны дышать…

— Ты знаешь Кудлатого? — вдруг спросил Мориц.

Кубусь заколебался. Вопрос оказался настолько неожиданным и как будто нелепым, что следовало остеречься.

— Что-то слышал… — осторожно ответил он.

— Не знаешь, кто это?

— Знаю… Вроде знаю. Говорили, что есть такой.

Мориц молча толкнул ящик и погасил керосиновую лампу. Куба невольно отступил назад.

— Не бойся ничего, — заметил Мориц с насмешкой в голосе. — Те, кто хочет знать, не должны бояться. Одно тебе скажу, Куба: запомни эту фамилию. Идём! — Он вытащил кирпич над головой, спрятал лампу в отверстие и снова задвинул кирпич. — Чтобы дети не разбили. Приходят сюда играть днём, — пояснил он.

Куба и Мориц спустились вниз и через несколько минут оказались на улице. Конечно же, первый проводник Кубуся умышленно так долго петлял. На выходе стояли люди Мехцинского.

— Идите наверх, — приказал Мориц. — Сейчас приду, рассчитаемся.

Не доходя до Маршалковской, Куба остановился.

— Ну как? — неуверенно спросил он. — В принципе мы же не договорились.

— Ты ошибаешься, — ответил Мориц, не глядя ему в глаза. — Я согласен.

Лицо Кубы вытянулось от удивления.

— На что же ты согласен? — тихо спросил он.

— Беру от тебя шанс и даю тебе… — Мориц прямо и твёрдо взглянул на Кубу, — даю и тебе нечто. Нечто, как золото, о чём ты даже не мечтал. Но смотри, Куба, это не шутки, такие игрушки могут печально для тебя кончиться. Я знаю: ты не легавый, ты слишком много пережил, чтобы продавать фраеров, даже никудышных. Однако того, что это знаю я, ещё недостаточно. Ты должен переубедить и остальных.

Лёгкий спазм сжал сердце Кубы. Впервые он осознал с ослепительной ясностью, чем это пахнет, как много ловушек, трудностей и опасных неожиданностей таят в себе такие простые на вид, казалось бы, увлекательные дела.

— Мориц, — нерешительно произнёс он через минуту, — я на тебя не рассчитываю, ни на кого не рассчитываю. Но если вдруг станет жарко, ты почувствуешь это так же хорошо, как и я. Ситуация для нас обоих одинакова. Правда ведь? Будь готов произнести в критический момент речь о журналистах, которые, не испугавшись опасности, подстрекаемые горячим интересом…

— За меня пусть у тебя голова не болит, — холодно перебил его Мориц. — Я уж сам справлюсь. А ты… решай. Хочешь?

— Хочу, — последовал твёрдый ответ.

— Тогда слушай.

Они двинулись в направлении Маршалковской. Мехцинский, наклонившись к Кубусю, тихо сказал:

— Через час пойдёшь в бар «Наслаждение». Угол Крахмальной и Желязной. Подождёшь меня. Там со мной будет некий пан Роберт Крушина.

— Был такой боксёр несколько лет назад. Выступал в тяжёлом весе. Это тот? — спросил Кубусь.

— Тот самый. Слушай дальше: итак, этот Крушина ищет теперь…

Куба Вирус остановился на углу Желязной и Крахмальной, оглянулся, затем посмотрел вверх. Высоко поднималась здесь облупившаяся каменная стена с железными балконами. С обеих её сторон виднелись чёрные доски высокого забора, заканчивающегося колючей проволокой. Перед ним были закрытые ставнями окна первого этажа: сквозь щели просачивался свет, доносились звуки аккордеона. Вечер был холодный, и входная дверь оказалась запертой. На двери, за окном, висела стеклянная табличка с голубой надписью: «Варшавские гастрономические заведения — бар “Наслаждение”. IV категория».

Кубусь поправил свой бантик-бабочку, цвета изумруда с какао, глубоко вздохнул, словно пловец перед прыжком в воду, и решительным движением открыл дверь.

Небольшой бар был переполнен: люди сидели за столиками, склонившись друг к другу в характерных позах пьяниц, стояли в проходах и возле буфета в центре. Кубусь с удовлетворением отметил, что на него не обратили особого внимания. Однако через минуту он почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись вокруг, Кубусь в самом деле увидел несколько пар глаз, уставившихся на него с интересом, но без враждебности. Так смотрят на кого-то не знакомого, но не совсем чужого. Куба легко прошёл внутрь бара. Тем не менее ощущение, что за ним следят, не исчезало. Он сделал ещё несколько шагов, отыскивая свободный столик, и в этот момент сквозь дым и туман испарений увидел за стойкой буфета обращённое к нему лицо девушки.

Куба тут же стал проталкиваться к буфету. Это было совсем не легко: путь преграждали тесно поставленные столики, облепленные людьми, с горами грязных рюмок, бутылками водки и подкрашенного лимонада. Бар «Наслаждение» жил полнокровной жизнью.

Наконец Куба пробрался к буфету и внимательно посмотрел на девушку. Она была очень красива и очень озабочена. Быстро и ловко управлялась, подавая закуски, откупоривая поллитровки, принимая счета и талоны, которые приносил официант. Грязный, когда-то белый передник облегал её пышную стройную фигуру, из высоко закатанных рукавов выглядывали полные смуглые руки. У девушки были смолисто-чёрные волосы, гладко стянутые сзади, огромные тёмные глаза и полные, красиво очерченные губы, ярко накрашенные дешёвой помадой, что придавало ей вульгарный и в то же время экзотический вид. Красивые брови, неумело подведённые карандашом, и здоровые, румяные щёки вызывали в душе боль: досадно было смотреть на такое бессмысленное употребление плохой косметики.

— Гавайка, — обратилась к ней толстая, как наседка, кассирша с красным лицом, одетая в платье с тысячью восемьсот сорока двумя складками, — позови-ка Вицека, пусть тащит новую бочку. Здесь уже одна пена. — Она открыла кран пустой бочки.

— Сестра, — окликнул девушку Куба, — налейте-ка мне одну и положите на что-нибудь кусок селёдки.

Гавайка посмотрела на Кубу так, будто только что его заметила.

— Только за столиком, — ответила она раздражённо. — Возле буфета не обслуживают.

— Знаю, что не обслуживают, — нахально заявил Куба, — но, сестричка, сесть же негде, а мне так необходима сейчас рюмка водки и кусочек селёдки.

— Обслужи его, — вмешалась кассирша, неприязненно глядя на Кубу. Она, видимо, хотела избежать скандала.

«Гавайка… — с восторгом думал Кубусь, — клянусь здоровьем, настоящая Гавайка с Броварной улицы! Или с чуть более дальнего архипелага, с Тархоминской. Чудо!»