Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Время прошло, а имущество не вернули. Установленное время монголами прошло, и переводчик предложил Артему пройти к начальнику станции. У КРАЗов выставили охрану. Артем подозвал к себе старшину, прапорщика Рустамова Октай Солмановича, и поставил задачу взять три бутылки коньяка «Арарат», пять банок тушенки и килограмма три гречки, Положив все это в вещмешок, вместе с монголами отправились к начальнику станции — главному дорге. Начальник без колебаний забрал гостинцы и дал еще дополнительно тридцать минут времени на поиски. Артем сам ходил по платформам, но результатов не было, и вот его осенило или просто сказать, подтолкнуло еще раз проверить теплушку, где ехал он сам, Артем. Когда еще раз все перевернули, то в поленнице дров нашли аккумулятор, а фары спокойно лежали в вещевом мешке, висящем на крючке прямо у входа справа, а заглянул в него все тот же, лейтенант Лагутин. Вообще-то лейтенант Лагутин внушал Шмелеву доверие, однако слишком был инициативен и неугомонен в предложениях. А посему Артему не раз приходилось делать ему внушение, что ротой командует капитан Шмелев, а не лейтенант Лагутин. Лагутин сначала соглашался, но часто все равно делал по-своему, за что и имел взыскания от своего целинного ротного. Особенно настораживало ротного, что взводный мог давать обещания подчиненным, не согласовав с ним, а прав своих на это обещание не имел никаких. Тогда еще Артем не знал, что именно эти «выкидоны» лейтенанта, принесут ему массу неприятностей и трагедию. Казалось бы, сын потомственного военного, генерал-лейтенанта артиллерии Лагутина с рождения не должен бы иметь таких отклонений, но вот что выросло, то выросло. Видимо, потомственность — это не есть профессионализм. Отец всегда служил, воспитывал чужих сыновей, а воспитать в своем сыне элементарного качества уметь подчиняться не смог, а тот, кто не умеет подчиняться, тот никогда не сможет командовать, это знает каждый офицер еще с училища.

Артем после того, как уладил конфликт с воровством и, рассадив всех, кроме охраны, по своим местам, пригласил на ужин монгольского переводчика и двух монголов в форме. Монголы, изрядно выпив, пошли с подарками в виде бутылки экспортной советской водки отправлять эшелон дальше, к границе СССР.

За десять дней эшелонирования было столько всего, что Артем не хотел вспоминать, а если коротко сказать, то это стоящая в июле жара по всей территории Союза, борьба с постоянными попытками солдат напиться, разбивание бутылок, отлов пытающихся уйти, уехать, достать выпивку, прицепиться к женщине.

Все чаще возникающие драки между дедами и партизанами заставляли командование эшелона все время быть в напряжении. Артем всегда думал, что так не должны ехать литерные поезда, это просто было издевательство. Поэтому эшелоны приходили порой полуразукомплектованными, а некоторые и с безвозвратными потерями в людях. До самой конечной станции Артем сдержал свое слово, что не отпустит по дороге ни одного человека. Как только ни поносили его солдаты: «фашист», «скотина», «карьерист» и обзывали всякими матерными словами. Правда, все это говорили за глаза. Бывало, встанет Шмелев у вагона на каком-нибудь полустанке, курит и слышит, как обиженный подчиненный разносит его по всем «кочкам» и на всем матерном жаргоне. Послушает Артем и тихо скажет: — Собака лает, ветер носит, — слово свое он держал упорно.

На станцию «Просторная» в Актюбинской области прибыли в четыре утра, а к шести уже разгрузились. Во время постановки задачи на передвижение к совхозу, на его первый ток, к роте подъехал УАЗик, и из него вышли два офицера. В одном из них Артем узнал начальника политотдела оперативной группы. Полковник поздоровался с личным составом и сразу задал вопрос:

— Всех довезли, капитан?

— Всех, 100 процентов, — гордо ответил Шмелев.

— Точно всех? И никто не убежал по дороге?

— Никто!

— Будем проверять. Извини, капитан, так надо, — сказал полковник, и они с майором стали проверять по штатно-должностной книге наличие личного состава.

Когда последний солдат встал во вновь образованный строй, полковник пожал Артему руку и сказал:

— Молодцы, ребята! Хоть вы нас порадовали, а то ведь ни одного эшелона не пришло без потерь, тридцать шесть человек находятся в самовольной отлучке, сорок отпустили командиры, одного убило по дороге током, одного партизана переехал поезд, одного убили в драке и один офицер командир взвода находится в Омске в реанимации, подрезали в драке.

НачПО (начальник политического отдела) от имени начальника оперативной группы, полковника Безверхнего, объявил всему личному составу благодарность. И, несмотря на страшную усталость, на нервозность и почти потерю голоса, Артем был доволен началом первого этапа выполнения правительственного задания.

Весь день рота оборудовала полевой лагерь недалеко от совхозного тока. Около девятнадцати часов к ротному подошел Лагутин и спросил разрешения обратиться.

— Товарищ капитан! Разрешите в целях поощрения за хорошую работу второму отделению съездить покупаться на озеро, тут недалеко, рядом у поселка. У меня есть солдат, который был на этом месте в прошлом году и все тут знает. Я объявил личному составу: кто быстрей среди отделений и качественней выполнит объем работ по установке палаток и всего необходимого оборудования, то будет иметь поощрение в виде купания на озере. Разрешите взять дежурную машину? — закончил свое обращение Лагутин.

— Слушай, лейтенант Лагутин, ты или совсем офаранел, или я буду от тебя избавляться, как только приедет комбат, я стану просить его назначить тебя на должность командира роты, где снимают ротного за эшелонирование, а вместо тебя никого не буду просить, потому что спать буду спокойно. Ты понял, к чему я клоню?

— Вы не разрешаете мне выехать? Но Вы тем самым подрываете мой авторитет.

— Лагутин, я категорически запрещаю выезд. Я недавно был у директора совхоза, и он поможет завтра нам выбрать место для купания и даже оборудуют его силами совхоза. И завтра после обеда с 16 до 18 организуем купание, а с десяти утра начнется помывка личного состава в совхозной бане с парилкой. Понял?

— Товарищ капитан! Умоляю вас, разрешите, я лично все организую.

— Лейтенант! Я сказал нет! Все взвода в равных условиях, и все купаться хотят. Извинись перед солдатами, свали все на меня. И хватит с первых дней приезда начинать меня напрягать, будешь ротным — сам поймешь, что был не прав. А пока тебе объявляю замечание за пререкание с командиром. Свободен.

Лейтенант скорчил недовольную «рожу» и пошел к своему взводу.

Шло время, начинало смеркаться, отбой Шмелев перенес на 23 часа. Они с замполитом сидели в штабной палатке и под светом двух керосиновых ламп составляли и обсуждали план работы на завтрашний день. В 22.35 в палатку зашел бледный и перепуганный лейтенант Лагутин.