Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

— Разрешите войти, товарищ капитан, — сказал унылым голосом Лагутин.

— Да, заходи, взводный.

— Товарищ капитан у нас, кажется, ЧП. Пропал рядовой Засилидзе, водитель дежурной машины «ГАЗ-66».

— Как пропал? — удивленно спросил замполит.

— Мы на озере купались, он нырнул и исчез, пытались искать в этом месте, но уже темно, и в воде ничего не видно, — сказал Лагутин и виновато опустил голову.

— Ты, все-таки не выполнил мой приказ. Какой же ты «кретин» — дурак с инициативой, чуяло мое сердце, не кончатся добром твои выходки. Берег осмотрели? — вставая с лампой в руках, сказал Шмелев.

— Все осмотрели, ныряли, кричали, но, увы.

— Но Засилидзе не из вашего взвода, он сегодня в наряде, кто дал право снимать его с наряда?

— Да мы ведь на его машине и ездили купаться.

— Редкая ты сволочь Лагутин. Бери пару своих бойцов, из тех, кто там купался, фонарики и со мной в газон. Александр Федорович, вы тоже со мной.

— Хорошо, Артем Викторович, — сказал капитан Сухов, замполит роты.

Через 15 минут они стояли уже у места купания. Это было озеро в ширину метров семьдесят и в длину метров двести. Очертаний противоположного берега уже было не разобрать, а на черной глади воды появлялись первые серебряные блики от лунного света, мирно и уверенно квакали лягушки и пересвистывались какие-то ночные птахи.

— За…си…ли…дзе! — вдруг громко и надрывно закричал замполит. В такт ему подхватились и начали орать все, кто стоял у кромки воды, еще не понимая, что произошло страшное и непоправимое горе.

Потом все выдохлись, и наступила полная тишина. Молчало и озеро, которое уже сделало своими холодными ключами темное дело. Забрав молодое здоровое тело, на дно бывшего песчаного карьера, и уложив его на спину в скрюченном положении от этой холодной ключевой воды среди двух тракторных баллонов.

Рядовой Засилидзе был уроженцем города Гагры и, что характерно, прекрасно плавал с раннего детства, имел звание кандидата в мастера спорта по спортивному дайвингу. Достали его только к обеду следующего дня.

И как прошла ночь, и как не спалось, и как трудно было достать тело из воды без водолазов, и как докладывать начальству о ЧП, и как хотелось разбить морду в кровь Лагутину, вспоминать тяжело. Надо было готовить к отправке тело.

Гибель солдата легла на плечи и душу Артема такой болью и горестным воспоминанием, что Артем переключился дальше, на день отправки Засилидзе в Гагры, когда приехали за ним его старший брат и дядя. В этот же день в оперативной группе начала работать Московская комиссия, и три человека с утра уже «трудились» в роте, с пристрастием докапываясь до любой мелочи, параллельно проводя свое расследование гибели солдата. Во время обеда Артем предложил всем проверяющим выпить по сто грамм водки в память о хорошем солдате. Но старший комиссии — капитан первого ранга — помянуть солдатика отказался наотрез, также отказались и два других полковника, посоветовав Шмелеву тоже не делать этого.

— Но простите, товарищи офицеры, я тоже не горю желанием выпить в рабочее время, но есть русский обычай, и чисто символически помянуть человека, который добросовестно выполнял свой воинский долг, мы просто обязаны, хотя бы поднять стаканы и пригубить. Полковники после этих слов встали, подняли стограммовые стаканчики, но пить так и не стали, а ротный, замполит и старшина выпили.

Этот момент тоже попал в разбор и отчет комиссии: — «По попустительству и халатному отношению к своим обязанностям командира роты капитана Шмелева утонул солдат роты рядовой Засилидзе, а сам ротный устроил поминки на территории палаточного городка с распитием спиртных напитков». Конечно, командующий Армии в Улан-Баторе, прочитав такое послание москвичей, в бешеном состоянии, не только по одной роте Шмелева, издает приказ, в котором одним из пунктов говорится о снятии Шмелева с должностей и отправкой куда-нибудь далеко-далеко с понижением. Многим этот приказ испортил и карьеру, и судьбу, а кому-то и всю жизнь. Случайностей не бывает, но извините, господа, целина ломала своими порой непредсказуемыми обстоятельствами не только слабых и бездарных командиров, но и очень много попало под ее жернова способных, даже талантливых офицеров, которые так и не смогли подняться с этим клеймом, особенно кого успели выгнать из партии. Но в то время, капитан Шмелев ничего о таком приказе не знал, и что москвичи подставили его по полной программе, не захотев разобраться в истинном виновнике и показав себя такими трезвенниками. Потом, как-то позже, Шмелеву расскажет один из членов той московской команды, как выгнали за пьянку, из Академии одного из тех, именно из тех полковников, которые тогда проверяли роту Шмелева и отказались выпить за погибшего солдата.

После смерти Засилидзе Артем стал еще непримиримей относиться к любым попыткам нарушения дисциплины и приказов. Он спал по четыре, пять часов в сутки, мотался беспрерывно на своем «ГАЗ-69» по токам, элеваторам, фермам, колхозам, совхозам, по совещаниям, проверкам. Занимался, постоянно вылавливанием поддатых водителей, самовольщиков, «мотался» в милицию, ГАИ, обком, райком, на встречи с местными жителями, по некоторым хулиганским выходкам солдат его роты. Постоянный контроль за передвижением зерна с полей в машинах роты, строго по маршруту, выматывал его полностью. Машины работали на полный износ, запасных частей постоянно не хватало. Один взвод роты был переведен для работы за 56 километров, в колхоз Джангельдина Хромтавского района. Поэтому, выезжая на контроль, приходилось бросать других, три взвода, на сутки, а то и больше. Главное требование руководства было одно: в рейс ежедневно должно выходить не менее 18 машин из 23, а где их взять? Ремонтники работали и день, и ночь, хотя запчастями наша огромная Родина снабжала своих сыновей очень плохо, а точней — просто отвратительно.

20 августа Артема и замполита вызвал в Хромтау, на совещание, в штаб батальона, комбат. То, что скоро должны были прийти замены из Монголии, и лейтенанта Лагутина готовили на откомандирование, Артем знал давно, но то, что он услышал на совещании от комбата, было для него, как гром среди ясного неба.

— Капитану Шмелеву, в Актюбинске, тоже приехала замена, из его полка.

— Не понял? За что? Объясните товарищ подполковник, — возмутился Артем.

— За утопленника и за пьянство, — сказал комбат, человек, который постоянно не мог понять, какими войсками командует, и постоянно находился в подавленном состоянии. Он вызывал у Шмелева чувство полного недоверия. Из-за комбата у него не было нормального контакта с руководством батальона, и если б не майор Орлов — замполит батальона, то и поделиться со своими проблемами, было бы и не с кем.