Игорь Гриньков - Криминальная история

Женатый к тому времени Мерген, имевший уже первого ребенка, стиснув зубы, делал все, чтобы ни одно уголовное дело не оказалось просроченным, на попутках в любую погоду добирался до Элисты, чтобы назначить ту или иную экспертизу, ночами оттачивал обвинительные заключения, дабы они не вызвали неудовольствие шефа. Бая, державшая на себе семью, была ему надежной опорой, и Мерген ценил это. За свои тылы он мог быть совершенно спокойным.

Только после трагической гибели прокурора в автомобильной аварии, Мерген понял, какого учителя и наставника послала ему судьба. Ведь шеф был не только мастером распекать, делать выволочки и изнурять сотрудников на работе. При случае он мог дать дельный юридический совет, подсказать правильное решение, но делал это только тогда, если видел, что следователь старается, работает не за страх, а за совесть. Главное, чему он научил Мергена: принципиальности, умению схватывать суть дела, давать ему правильную правовую оценку, стойкости при отстаивании своей позиции, отвращению к прогибанию позвоночника в поясничном отделе при виде высокого начальства с обязательным — «чего изволите?».

Прокурора приводили в ярость многочисленные правонарушения со стороны сотрудников милиции, и за три с небольшим года они с Мергеном пересажали едва ли не треть работников местного РОВД. Так что, врагов Мерген нажил себе достаточно.

Однажды ему на работу позвонило доверенное лицо и сообщило скороговоркой:

«Мега! Срочно поезжай домой. Милиция собирается устроить тебе провокацию взяткой!».

Успев только предупредить жену, чтобы никому не открывала дверь, Мерген стремглав выскочил из здания прокуратуры, и его «копейка» (к этому времени он обзавелся подержанной машиной) понеслась по ухабистым улицам райцентра. Вбежав во двор своего служебного особняка, он увидел разгуливающую там «взятку», упитанного барана с тавром на боку. Закинув тяжелого валуха на плечи, Мерген с большим трудом, хотя силенкой природа его не обделила, перебросил «взятку»- барана через высокий забор в соседней переулок. Затем метлой удалил овечий помет и следы от копыт. Прибывшую милицию встретил светлым взглядом и любезным вопросом:

«Какого хрена вам здесь надо?».

Республиканское начальство оценило усердие молодого следователя, его хорошие рабочие показатели и деловые качества, и через пять лет Мерген был назначен в другой район уже прокурором. К тому времени он заматерел, почувствовал вкус к руководящей работе, хотя не чурался и поденного следственного труда, знакомого ему досконально. Своих следователей держал в разумной строгости, скупо поощрял старательных и без раздумий избавлялся от бездельников.

Прибыв на новое место службы в более высоком качестве, он сразу же поломал «порочную», на его взгляд, практику, когда его предшественник, бесхарактерный и сильно выпивающий, на полусогнутых бегал на доклады к главе района по первому звонку. Мерген искренне считал, что «хозяином» района должен быть он, прокурор. Новый прокурор на вполне законных основаниях возбудил несколько уголовных дел в отношение подчиненных главы администрации района, после чего глава сам стал приезжать на доклады в кабинет к Мергену. Единственная уступка, на которую пошел прокурор, чтобы не ронять авторитет главы, заключалась в том, что на еженедельные планерки, на которых собирались все руководители района, он все же являлся, но держался там очень независимо.

Когда Мерген навел порядок в прокурорском хозяйстве, выяснилось, что у него оказалась масса свободного времени. К спиртному он был равнодушен, жене не изменял, досуг свой заполнял возней с ребятней, работой по двору, игрой на бильярде, к которому пристрастился с недавних пор, и, естественно, охотой.

Друзья и сослуживцы, знавшие об увлечении Мергена, дарили ему на дни рождения ружья и разные охотничьи принадлежности. У него уже имелись «ижевка» 20-го калибра, пятизарядный карабин «Сайга» и мечта многих охотников — дорогой немецкий «Зауэр», двуствольный, 16-го калибра.

Поздним октябрьским вечером, накануне выезда на сайгачью охоту, он сидел за столом, накрытым чистой тряпицей, и при свете настольной лампы приводил в окончательный порядок свое охотничье снаряжение. С удовольствием, вдыхая запах ружейного масла и натуральной кожи от чехлов и патронташей, он тщательно чистил шомполом стволы, придирчиво разглядывая ружейные каналы на свет, удаляя малейшие соринки. Вид тускло поблескивающих металлических деталей, сам процесс неспешной сборки оружия возбуждал Мергена, доставлял ему чисто эстетическое наслаждение.

О сайгаках он, казалось, знал все. Эти реликтовые степные антилопы, занимающие промежуточное положение между газелями и козлами, современницы шерстистых носорогов и мамонтов, каким-то непостижимым образом сохранились в своем первозданном состоянии до наших дней. Причудливый вид им придавал нос-хобот, своеобразный теплообменник, согревающий вдыхаемый воздух, поскольку даже на ледяном ветру сайгаки достигали скорости 70–80 километров в час.

Мерген помнил те времена, когда тучи сайгаков мигрировали по бескрайним калмыцким степям; казалось, что горизонт шевелился от тысяч рыжевато-желтых спин в клубах поднятой пыли. Бывали случаи, что водителям транспорта приходилось останавливать свои машины и терпеливо ждать, пока огромное стадо антилоп не пересечет дорогу. Сайгаков было настолько много, что они вплотную безбоязненно приближались к человеческому жилью. В конце 60-х годов, во время сильной грозы, несколько перепуганных особей даже забежали на городские улицы столицы Калмыкии Элисты.

Неприятности для сайгаков начались со строительством канала Волга — Чограй и других более мелких каналов, как раз на путях миграции этих животных. Выработанный за миллионы лет инстинкт гнал древних антилоп по выработанному эволюцией маршруту, не предусматривающему глубоких и широких траншей. Сайгаки влетали на всем бегу в строящиеся, сухие каналы, ломая при этом ноги и позвоночники, и медленно умирали от полученных травм. Мергену доводилось видеть забитые телами антилоп участки каналов; некоторые из животных еще дышали, в их меркнущих, стекленеющих глазах читались недоумение и боль.

Затем, с начала перестройки разного рода коммерсанты стали скупать у населения сайгачьи рога и сбывать их фармацевтическим фирмам: якобы, из рогов получали какое-то ценное вещество, используемое при изготовлении целебных медицинских препаратов. Жертвой этого «фармацевтического» бума стали самцы-рогали. Самки рогов не имели. Раньше рогалей почти не отстреливали: мясо жесткое, с сильным привкусом мускуса, для еды не очень пригодное. Другое дело — мясо самки, нежное, ароматное и, главное, дешевое; а запеченная в духовке или на костре задняя ножка, нафаршированная чесноком, считалась верхом деликатеса.