Владимир Полудняков - Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы

Может, показалось, подумал он. Но нет… За дверью действительно слышалось какое-то, едва различимое, шебуршание. Быстро опустив ноги на пол, Вадим на цыпочках скользнул к двери и приник к ней ухом. Тишина. А что если за ней кто-то стоит и также прислушивается? Толчки сердца гулко отдавались в затылке, от напряжения звенело в ушах. За дверью было тихо. Разбудить Женю или нет, думал Вадим. А вдруг все это сон? Он решил проверить, но чтобы его не было видно в дверном проеме, не стал включать свет. Вадим повернул защелку и резко сдвинул дверь влево, она беззвучно ушла в паз. Никого! Присев, Вадим снизу осторожно выглянул в коридор. Ни души. Он представил себе, как все это выглядело со стороны, и оглянулся на Томского, но тот, тихо посапывая, продолжал спать.

Закрыв дверь, Вадим снова лег, но спать уже не мог. Он вспомнил, что когда они садились в вагон, его неприятно удивило то, что проводником у них оказался парень, тогда как в соседних вагонах симпатичные девушки. Да и парень какой-то мрачный, в низко надвинутой на глаза форменной фуражке. Бросив взгляд на их скудный багаж, он как-то по-особому пристально посмотрел на полиэтиленовый мешок Алмазова, в котором лежали документы. Его размышления прервал какой-то странный скрип. Через несколько секунд он повторился, затем еще раз и еще. Вадим в возбуждении включил свет и сразу увидел, что стоявший у полки Томского портфель от легкой качки сдвинулся и терся углом о дверь. Поставив портфель по-другому, Алмазов вернулся на постель.

Выпить, что ли, коньячку, подумал он, иначе не заснуть, но тут же отогнал от себя эту крамольную мысль. Беззлобно позавидовал Томскому, который так крепко и спокойно спал, не ведая о его тревогах. Сам себя довожу черт знает до чего, рассуждал он про себя. Успокоившись, посмотрел на часы — половина третьего. Хоть пять часов поспать… Вадим поправил подушку, прижал ею пакет… и… вздрогнул от неожиданности. Дробью пробежали по крыше чьи-то мелкие шажки. Быстро-быстро вперед, потом также — назад. Не успел Вадим сообразить, как в окно что-то хлестнуло. Тьфу ты, это же дождь!.. Крупные капли горстями бросало в окна и крышу вагона, пока поезд не вышел из полосы ливня. Снова стало тихо. В купе было душно, и Вадим опустил верхнюю часть запотевшего окна. В лицо ударил свежий, влажный воздух, в котором были перемешаны запахи травы, деревьев и дождя. Грохот поезда ворвался в купе. От внезапного шума проснулся Женя. Повернулся, открыл один глаз, посмотрел на Вадима, затем на часы. Алмазов успокоил его: «Все нормально, спи» — и выключил свет.

Через час или полтора Вадима разбудил скрежет железа откидной части площадки, щелчок замка и скрип открываемой двери вагона, приглушенные голоса. Поезд стоял. Станция Бологое — освещенное желтое здание вокзала, пустой перрон. Кто-то вышел, кто-то зашел в вагоны. Два-три человека, не больше. Купе было третьим от входного тамбура, и Вадим отчетливо слышал все звуки. Алмазов сосредоточенно пытался понять, чем занимается проводник. Вот он проводил пассажиров в конец вагона, причем чей-то чемодан тяжело стукнул в дверь купе. Возвратился к выходу, подмел площадку вагона и мусор собрал в железный совок — характерный шелест и шкрябанье длились полминуты. Затем поговорил с проводницей соседнего вагона. Ничего подозрительного. Поезд плавно тронулся. Алмазов облегченно вздохнул. И все же тревога и сомнение не покидали его. Он прекрасно понимал, какой важности документы доверили ему. Попади они в чужие руки, — ему лично не миновать тюрьмы. Он еще раз прикинул: сейчас, в закрытом купе, документы, как в сейфе. Самое тревожное ждет его впереди, когда нужно будет пройти от вагона до ожидающей их машины. А там уже — Главк, и на этом все. Он пойдет к своему московскому приятелю Стасу — вечером, перед отъездом, созвонился с ним, — и будет весь день спать. Удовлетворенный этой близкой перспективой, Алмазов забылся в глубоком сне…

…Дверь в купе открылась бесшумно и быстро. Забыл закрыть, не проверил, обреченно простонал Вадим, увидев в светлом прямоугольнике дверного проема знакомую фигуру проводника с надвинутой на глаза фуражкой. Узкий слепящий луч фонарика вонзился в глаза Вадима. Ужас сковал его. А-а-а, закричал он и не услышал своего голоса. Проводник медленно подошел к нему, сильная рука, как клешней, сдавила ему плечо, вторая потянулась к пакету.

— Вадим, что с тобой? — Томский тряс Вадима за плечо.

— Где он? — Алмазов рывком сел и оглядел купе.

— Кто? — Женя сочувственно смотрел на приятеля. — Вадик, ты переутомился, здесь никого не было.

— А… что было?

— Ты кричал.

— Где пакет? — Вадим боялся посмотреть назад. Томский заглянул через его плечо. Пакет был на месте. Алмазов откинулся на подушку и спросил, который час. Томский сказал, что времени только шесть утра и что еще можно по крайней мере часок поспать. Сочувствуя Вадиму, он сказал, что сам спать не будет, а посидит рядом, около него.

Томский достал из портфеля толстый журнал, но читать не смог, думал о Вадиме. Не без иронии он вспомнил, как его спутник закрывал окно, два раза проверил, закрыта ли дверь, лишил себя хорошего ужина, неоднократно ощупывал рукой пакет. Реакция Вадима на все, что происходило в купе, казалась Евгению не совсем адекватной. Светало. В боковом освещении от сереющего окна видно было, как осунулось лицо приятеля, как набрякли под глазами темные мешки. Томский корил себя за то, что завалился спать, как бирюк, а ведь рассказ Вадима о случае на Вуоксе должен был его насторожить, заставить с большим вниманием отнестись к страхам приятеля… Как не похож был этот растерянный, измученный человек на того уверенного в себе, умного и уравновешенного Вадима, которого Томский знал по работе. Он упрекнул себя в том, что еще вчера не нашел нужного, подходящего слова, чтобы снять напряжение, в котором, совершенно очевидно, находился Алмазов. Лучше бы этот злополучный пакет Томский взял себе. Да нет! Старик явно зациклился на нем и извел бы не только себя, но и меня заодно, подумал Евгений.

В дверь купе постучал проводник, предупредил, что скоро Москва. Надо было собираться. Вадим и Евгений оделись, побрились, стали укладывать свой нехитрый багаж. Алмазов несколько раз открывал и закрывал свой дипломат, забывая положить туда то бритвенный прибор, то полотенце, то тапочки, дважды перекладывал содержимое, тревожно поглядывая на часы. Томский давно сидел и ждал, чем закончатся сборы, но видя, что друг явно волнуется, решил развлечь его разговорами. Вадим читал книги по-французски в подлиннике, и Томский поинтересовался, зачем ему это нужно, ведь есть хорошие переводы, а для работы язык нужен только, если она связана с зарубежными командировками. Вадим отшутился, что читать книгу в переводе, все равно, что целовать девушку через стекло. Поезд замедлил движение, рядом поплыла серая полоса перрона.