Виктор Галданов - Аптечное дело

— За что же мне воздавать по заслугам? — поинтересовался я.

— Откровенно говоря, мне всегда казалось, что человек вашего ума и способностей мог бы добиться чего-то большего. Я задаюсь вопросом: а не страдаете ли вы от ошибочных идей в отношении бизнеса? Я имею в виду не банальную торговлю в магазине, но бизнес того масштаба, которым занимаюсь я.

— Возможно, я недостаточно знаю об этом.

— Уверяю вас, это не менее увлекательно, чем то, чем вы не раз занимались сами. Просто в ином роде. Большая корпорация — это целая империя. Ее отношения с другими корпорациями и отраслями промышленности сродни отношениям между государствами. Здесь есть и дипломатия, и союзы, и заповедные зоны, и шпионаж, и войны.

Довольно часто приходится просто переступать существующие законы и ограничения. Вот что я имел в виду, говоря о необходимости сильной исполнительной власти. Думаю, если бы вы ушли в бизнес, то увидели бы, что он во многом перекликается с вашей деятельностью. Для того чтобы управлять поведением большого количества людей, необходимо огромное количество самых разнообразных правил. Как для детей. Следовательно, должны быть и родители, люди, которые могут преступать эти обычные правила. Думаю, среди этих людей вы бы чувствовали себя нормально. Я уверен, что именно в бизнесе полностью раскрылись бы все ваши блестящие способности, пригодились бы ваше обаяние, ваша дерзость и ваша — смею сказать — безжалостность.

— Вы, наверное, правы, — сказал я, едва заметно улыбнувшись. — Но кто же предоставит мне такую работу?

— Я, — проговорил Бурциевич.

— Вы?! — удивленно спросил я.

— Да, — ответил Бурциевич. — Буду с вами совершенно откровенным. Когда я просил Ларочку пригласить вас сюда, я думал больше о своем предложении, чем о делах какого-то там Табакова. Можете назвать это сумасшедшей идеей, можете — предчувствием. Знаете, вы не сумеете далеко продвинуться в бизнесе, если не будете иметь в запасе подобных идей. Уверен, что такому человеку, как вы, я с удовольствием платил бы тысяч… сто долларов в год.

Придвинув стакан, я взял его и стал медленно вращать, вдыхая аромат напитка. Ну вот и все — все ответы и все объяснения получены. Интуиция подсказывала, что обычным оружием моего противника не одолеть. Как сказал Бурциевич, есть случаи, когда необходимо переступить через законы и ограничения. Вне обычного, законопослушного мира средних людей существовал особый мир — чтобы с ним бороться, необходимо было проникнуть в него. Иначе он оставался неуязвимым и непроницаемым, как если бы находился в ином измерении. Я сардонически улыбнулся при одной лишь мысли, что Бурциевича можно одолеть в рамках обыкновенного закона, действующего для обычных граждан. Даже не учитывая своей собственной своеобразной репутации, мои обвинения против Бурциевича будут звучать смехотворно. И не потому, что он очень богатый человек. Это произойдет потому, что его положение, уважение, которым он пользуется, его абсолютно искренняя убежденность в собственной правоте и авторитет будут той броней, от которой, как резиновые мячики, отлетят любые обвинения, выдвинутые мной.

К счастью, я тоже умел ориентироваться в том измерении, в котором не действовали обычные правила, а общие для всех законы превращались в пустой набор слов.

Я допил свой бренди, насладился ароматом последнего глотка, поставил на место стакан и сказал:

— Мне льстят ваши слова. Но у меня есть другая идея.

— Какая?

Не спеша, даже лениво я запустил правую руку под пиджак и достал пистолет. Поднял его, навел на собеседников, переводя поочередно то на Бурциевича, то на Миркина.

— Это то, о чем я говорил, — сказал я. — Что ситуация в нашей стране нестабильна. Война совсем рядом с домом. Рядом с вашим домом, Бурциевич. Я пришел сюда за Табаковым и его дочерью. Если вы мне их не выдадите, кому-то придется крайне неожиданно умереть.

Единственной моей ошибкой — как позже вынужден был признать я — оказалось то, что я не вполне осознавал, насколько мое собственное ощущение иного измерения совпадало с подобным же ощущением Бурциевича или по крайней мере Миркина.

Оба как будто окаменели, внимательно и оценивающе разглядывая меня, однако не проявляя ни малейшего признака паники. Потом в глазах у Миркина сверкнули огоньки, он как будто увидел что-то прямо над моей головой. И вдруг сзади раздался голос. Это был бас, который я совсем недавно где-то слышал.

— Отлично, — произнес голос характерным прибалтийским акцентом. — Держи покрепче свою пушку. Но не двигайся, если хочешь выйти отсюда живым.

Я и не двигался, поскольку уже вспомнил, где именно слышал этот голос..

Человек приблизился сзади и сказал:

— А это, сука, я приберег для тебя.

Потом последовал удар, прозвучавший громом в моей — голове, в глазах зажглись и рассыпались миллионы белых звезд. И я провалился в темноту…

Придя в сознание, я ощутил режущий свет, болезненно яркий даже через закрытые веки. По щекам моим монотонно хлестали мокрым полотенцем. Чувствовалась натренированная рука Пирчюписа.

— Достаточно, Валдис, — сказал Миркин.

Я потер лицо руками и открыл глаза. Высокий костлявый человек стоял надо мной и смотрел так, будто хотел повторить и нападение, и приведение в чувство.

— Хватит, Валдис, — повторил Миркин.

Пирчюпис нехотя вышел из комнаты.

Я попытался понять, где именно нахожусь. Комната была необычной: потолок и стены из голого цемента. На полу лежал простой кусок линолеума. В одной стене была грубая, некрашеная дверь, через нее вышел Валдис. Такая же дверь находилась и в другой стене. Под потолком в стене я увидел небольшое отверстие — заглянуть в него было невозможно. Окна отсутствовали.

Я сидел на клеенчатом больничном диване, покрытом одеялом. На противоположной стороне комнаты стоял еще один диван. На стенах висело несколько полок с магнитолой, кассетами, полдюжиной книг, парой нераспечатанных колод карт, бутылкой жидкости, с виду похожей на бренди, коробкой конфет, парой консервных банок, набором бумажных тарелок. Воздух был прохладным.

— Герои детективных романов в подобных ситуациях спрашивают: где я? — сказал я. — Я лишь повторю их вопрос.

— Это частное бомбоубежище, которое господин Бурциевич построил около года назад, на случай гражданской войны в вашей благословенной небесами в стране, — ответил Миркин. Он сидел за столиком в кресле и покуривал сигару. Сигару он держал в левой руке, а в правой — мой пистолет. Его рука спокойно лежала на столе. Целиться не было нужды — нас разделяли всего два метра.

— Выглядит очень мило, и под рукой, — заметил я.

— Курите? — Миркин бросил мне пачку сигарет и зажигалку. — Возьмите их себе. Боюсь, Валдис извлек из ваших карманов все содержимое.