Ричард Штерн - Башня

Это гигантское здание, которое должно было оказаться в центре коммуникаций всего мира, было теперь предметом всемирного внимания в совершенно ином смысле.

О катастрофе знал весь мир, кое-где известие это воспринимали с удовлетворением, если не с радостью, от того, что в мирное время в самой богатой стране мира гибнет самое новое и самое высокое из когда-либо построенных человеком зданий и что «вся королевская рать» так же беспомощна, как и простые смертные.

Но это было не совсем верно.

То, что осталось от Гровера Фрэзи, прикрыли белой скатертью и оставили там, где он упал. Противопожарные двери снова закрыли, но всем в зале было ясно, что они могут служить только временной защитой. Когда придет время, они не удержат огонь. Разве что...

– Они пытаются локализовать огонь в нижних этажах, – сказал губернатор. Он уже снова влез на стул. – Это наша главная надежда. – Он чуть не сказал «единственная надежда».

Число его слушателей поредело. В противоположном конце зала из транзисторного радиоприемника неслись звуки рока.

С полдюжины людей танцевали, если это можно было так назвать.

«Ну, – подумал губернатор, – ты сам сказал, что лучше рок, чем псалмы и молитвы».

Он больше не обращал на них внимания.

– К сожалению, должен вам сообщить, что попытка с лифтом окончилась неудачей. – И после короткой паузы добавил: – Учитывая, чем закончился первый опыт, это возможно, и к лучшему.

«Боже мой, – подумал он, – я изрекаю одну банальность за другой».

Он с трудом заставил себя улыбнуться.

– Я не собираюсь утверждать, что все хорошо. Это не так. С другой стороны, нам здесь пока ничто не угрожает. И я, например, предпочитаю думать, что наши друзья, которые борются с огнем, подоспеют вовремя. – Он помолчал. – А теперь я намерен выпить. В конце концов, это же банкет.

Он слез со стула и взял под руку Бет:

– Пора выпить и найти уголок, где можно поговорить. Мне надоело скалиться все время, как идиоту, чтобы доказать, что я не отчаиваюсь.

«А со мной он чувствует, что притворяться ни к чему, – подумала Бет. – Чудесно».

Они подошли к бару и с бокалами забрались в опустевший угол. Губернатор придвинул друг к другу два кресла. Они сели вплотную, спинами к залу.

Первой молчание нарушила Бет:

– Какие мысли обуревают вас, Бент?

– Хмурые и невеселые, – губернатор признательно улыбнулся. – Думаю обо всех этих несчастьях. Мне так жаль. И я так зол. В душе я грожу кулаком небесам. Чисто детское бессилие.

Она понимала и даже разделяла его чувства. Но предпочла отставить их в сторону.

– Когда я была маленькой, – начала она, – и меня за шалости запирали в комнате, – она попыталась улыбнуться, – то я всегда старалась думать о том, что бы я хотела в это время делать, и пыталась на этом сосредоточиться. Чего бы вы хотели, Бент?

Медленно, едва заметно спадало охватившее его напряжение. Улыбка смягчилась и погасла.

– Бросил бы политику, – сказал он наконец. – У меня хватает денег, и я сыт всем по горло. Мое ранчо в Нью-Мехико...

– И все, Бент? Только это?

Он не спешил с ответом. Наконец покачал головой.

– Нет. Вы заставляете меня поверить мои истинные мысли. Совсем уйти на покой я бы не хотел. – Снова та же признательная улыбка. – Я адвокат. Хотел бы убедиться, насколько я в этом деле хорош.

– Вы будете хороши в любом деле, за что ни возьметесь.

– Но мне всегда оставалась бы рыбалка, – продолжал губернатор, как будто не заметив ее слов. – И я бы постарался, чтобы на нее оставалось время. – Он помолчал. – И раз уж я вам тут рисую утопические картины, то рядом со мной были бы вы.

Все ее существо затопила теплая волна:

– Это предложение?

Он ответил не раздумывая:

– Да.

– Тогда, – не спеша ответила Бет, – я его с радостью принимаю.

Нат вышел из трейлера на площадь и уставился на огромное несчастное здание. Пока Патти не заговорила, он не замечал, что она идет за ним.

– Что за люди, – заметила Патти.

Нат взглянул, на густую толпу за барьерами.

– Таймс-сквер под Рождество, – сказал он. Голос его дрожал от гнева. – Проклятые гиены. Мы могли бы публично поджаривать людей на вертеле и загребать миллионы на продаже билетов.

Патти молчала.

– Мы все виновны, – продолжал Нат. – Это главное. Я рад, что Берт не узнал об этом.

– Спасибо. – И через минуту: – Но не забудьте, что в этом не только ваша вина. И моего отца тоже. В этом виновны все, не только вы. Понимаете?

Нату удалось улыбнуться:

– Вы умеете внушить оптимизм.

«В отличие от Зиб, которая, как сегодня модно, предпочитала все видеть в черном свете. Еще одна характерная черта людей большого города, которая ему не нравится: твердое убеждение, что все не такое, как кажется. Человек никогда не бывает «за», только «против», и постоянная поза «меня никому не одурачить», которая, как изгородь из колючей проволоки, должна компенсировать внутреннюю неуверенность. И все для того, чтобы казалось, что человек принадлежит к интеллектуальной элите; элите – возможно, но интеллектуальной – тут уж позвольте... »

– Что станет с теми людьми, Нат? – В голосе Патти чувствовалось напряжение. – Неужели они...

Наверх прокладывают шланги, – ответил Нат, – с этажа на этаж. Каждый шаг дается с боем. Нужно одолеть сто двадцать пять этажей...

– Но я так и не понимаю, что там горит?

– Все. Некоторые помещения уже сданы. Мебель, ковры, внутренние двери, бумага – все это вспыхивает первым. От этого температура поднимается и достигает точки, когда горят краски, плитка и растекается обшивка, и от этого температура, возрастает еще больше, пока не загораются такие вещества, о которых человек никогда и не думал, что они горючи.

Нат вздохнул:

– Я не специалист по части пожаров, но все выглядит примерно так.

– Что, если бы все это произошло, когда Башня уже была бы в эксплуатации? – продолжала Патти, – ведь там были бы тысячи людей. – И добавила: – Хотя дело не в количестве, да? Будь там только один человек, все равно это была бы трагедия.

«Посреди собственной беды, посреди горя от смерти отца, – сказал себе Нат, – она еще может думать о других. Но, возможно, это именно потому, что у нее умер отец, что несчастье сближает людей».

– Что вы будете делать, Нат?

Вопрос застал его врасплох.

– Я как раз об этом и думаю.

– Я имею в виду не сейчас, – голос Патти звучал теперь нежно, – а когда все это будет позади.

Нат молча покачал головой.

– Снова займетесь архитектурой?

До этого момента он не задумывался, но ответил твердо и решительно:

– Думаю, нет. – Пауза. – Как раз сегодня утром Колдуэлл говорил о Фаросе, маяке, который стоял в устье Нила. «Он стоял там тысячу лет», – сказал Бен Колдуэлл. То же самое он думал об этом здании.