Николай Свечин - Касьянов год

— Этого не может быть! — воскликнул Марголин. — Совершенно очевидно, что вы сыщик, а не деловик. Стоимость и гостиницы, и театра такова, что их доля в активах общества значительна. И согласно устава, залог таких недвижимостей возможен лишь с разрешения собрания акционеров. А Михаил Федорович — председатель правления, он просто не имеет права это делать.

— Но сделал.

— Ха-ха! Тогда Бродский прогадал. Он взял обеспечение незаконно, мы у него легко отсудим.

— Вы полагаете, ваш главный конкурент настолько глуп? — вскинул брови сыщик. — На вашем месте я бы не обольщался, а проверил.

— Да вы просто не понимаете, о чем говорите!

— В связи с кризисом оценка предметов залога теперь делается раз в полгода, — начал пояснять сыщик. — Раньше было раз в год, а сейчас банки опасаются и стали переоценивать чаще.

— И что?

— Это важно. Меринг решил занизить оценку. С тем чтобы доля предлагаемых к залогу активов в сводном балансе КАДО уменьшилась и попала в пределы его полномочий. Сколько он может отчуждать своей властью? До пятидесяти процентов от всех активов?

— Да, — ответил магнат и побледнел: — Не может быть…

— Увы, Давид Семенович, может. Более того, это уже случилось.

— Но откуда вы знаете?

— Околоточный надзиратель Красовский вчера по моей просьбе посетил управу. Там ведут учет стоимости всех недвижимостей в черте города, в целях налогообложения.

— Понятно, дальше!

— Последняя оценка гостиницы и театра вдруг резко снизилась. Более чем в два раза.

— Как так? Управа должна была это оспорить! Казне нанесен урон, ведь большая часть доходов городского бюджета — это оценочный сбор.

— Она не оспорила, — ответил сыщик. — Причины, думаю, называть не надо.

— Дали в лапу… — пробурчал Марголин. — Но как же так? Почему я ничего об этом не знаю?

— Подпись под заниженной оценкой зданий стоит его, Афонасопуло. Теперь поняли? Мавр сделал свое дело и, видимо, потребовал пересмотреть условия оплаты его услуг. А может, просто стал болтать лишнее. Письма писать, жаловаться губернатору и министру. Мерингу было на это наплевать, пока оценщик не обратился к Витте.

Миллионер сгорбился в кресле. А Лыков продолжил:

— Михаил Федорович подозревается мной еще в одном преступлении. Весной был убит некто Тупчий, присяжный ценовщик городской управы. Он славился своей неподкупностью и вряд ли позволил бы провернуть аферу с переоценкой залога. Смерть этого честного человека была на руку многим мошенникам. Но более всего Мерингу. Кроме того, очевидно, что он был связан с Арешниковым, они знали друг друга. Смерть Афонасопуло явно доказывает такую связь.

— Меринг — и убийство…

— Скорее даже два, Давид Семенович.

— Но ведь это лишь ваше предположение.

— Я не люблю бахвалиться, но тут все ясно. След взят, осталось загнать зверя. У меня, Давид Семенович, до сих пор не было ни одной неудачи. Все преступники, дознания по делам которых я вел, предстали перед судом. И поехали на каторгу. Меринг тоже поедет.

— Что вы сейчас намерены делать?

— Поймать Арешникова. Он где-то в Киеве. Деваться ему некуда: банда большая, теперь все известны поименно. Выдал «ангел смерти»…

— Какой еще ангел?

— Степан Племянников, наемный убийца. Третьего дня их чуть-чуть не захватили, ребята прятались на военной мукомольне возле Бактериологического института. Успели переехать в последний момент. Найдем, это вопрос времени. Как возьму банду, кто-то да расколется. Лучше всего, чтобы сам атаман. Ну посмотрим.

— И что тогда?

— Тогда возьмусь за вашего партнера. Допускаю, что он не хотел убивать неугодного оценщика. Люди Арешникова были мастера на все руки: брали заказы на то, чтобы избить, покалечить, просто напугать… Они могли перегнуть палку и казнить жертву сгоряча. Перестарались. Но все равно это конец для Меринга. Если даже не каторга, то поселение в Сибирь.

— А мне что делать?

— Вам? Спасать в КАДО то, что осталось. Если что-то еще осталось. Смещайте Меринга, ему скоро на Сахалине звезды считать. Делайте ревизию. Ну, не мне вас учить… Кстати, могу сообщить вот что, в качестве благодарности за обед: катать тачку Меринг будет не один. Напарниками к нему суд определит некоторых чинов киевской сыскной полиции.

— Кого именно?

— Скоро узнаете.

— Но это точно, что полиция замешана в деле?

— Люди, которых я пока не хочу называть, безусловно замешаны. Они рьяно пытались сбить мое дознание с правильного следа. Не просто же так. Думаю, именно сыскные свели заказчика — Меринга — с исполнителем — Арешниковым. А потом помогали убийце заметать следы. У вас в Киеве, Давид Семенович, сыщики хуже бандитов!

— Да, я часто слышу такие слова, — подтвердил Марголин.

— Ну ничего, я выжгу этот гадюшник дотла.

Миллионер неожиданно разволновался:

— Но почему, почему я ничего об этом не знал? Вы, приезжий, в курсе махинаций Меринга. А я, кто его сделал, не в курсе. Как же так? Ведь это началось не вчера.

— Что вам сказать? — пожал плечами сыщик. — Муж всегда последним узнает об измене жены. Всем уже известно, лишь он, бедняга, остается в неведении…

— Но отчего Афонасопуло не написал мне? Витте, Трепову давал сигналы… Написал бы Марголину и был бы жив!

— Оценщик залез к вам в карман. Обворовал сообща с Михаилом Федоровичем. В таких вещах добровольно не признаются.

После этих слов они расстались. Тем же путем, сперва на лодке, затем в коляске, Алексей Николаевич вернулся в отделение. И очень вовремя. Красовский заперся в комнате околоточных и кого-то допрашивал. Когда вошел надворный советник, он обрадовался:

— Вы послушайте, Алексей Николаевич, что человек рассказывает.

Со стула приподнялся толстяк в готовой паре, с румяным пухлым лицом:

— Мокий Харлампиевич Ладонка, к вашим услугам.

— Господин Ладонка — отставной унтер-офицер из железнодорожных жандармов, — пояснил Николай Александрович. — Глаз у него наметанный…

— Ага! Вы обнаружили, где прячется Арешников?

— Похоже на то.

Оказалось, Ладонка проживает на Сырце, вблизи военного лагеря. И по соседству с ним хозяин сдал внаем дачу неизвестным людям. Три дня назад. Их пятеро или шестеро. Днем они на улице не показываются, лишь вечером выходят в сад покурить. Фурман часто привозит им провизию, в том числе водку и пиво. Подозрительно.

— Ай да отставные жандармы! — обрадовался Лыков. — Вас, Мокий Харлампиевич, хоть сейчас в сыскное отделение. Не думали об этом?

— Нет, хватит, отдыхать пора, — польщенно улыбнулся отставник. — Только вы скорее. Сегодня им пива вдвое меньше привезли. Может, квартиру хотят переменить?

— Если и соберутся, то ночью, — успокоил старика Красовский. — Успеем.