Николай Свечин - Касьянов год

— Это вниз к Днепру, на террасы? — вспомнил питерец.

— Туда.

— И не побоялись? Говорят, народ там злой, опасный.

— Нет, не побоялся. Да я сам такой, — усмехнулся атаман.

— Нашли, кого искали?

— Такого добра везде много. Но в Кукушкиной даче прямо склад негодяев. Любого выбирай, какой на тебя глядит. Я нашел там Карпа. Вижу — нужный мне человек. Он тогда в бегах числился, в землянке жил. На костре рыбу жарил и зимы с ужасом дожидался. Нанял я его. Говорю: чего тебе тут делать? По Днепру скоро лед пойдет. Ступай под мою руку, крыша над головой будет. И работа по специальности.

— Согласился Притаманный?

— Чего ж ему не соглашаться? Пришел. И привел с собой еще пять человек.

— И они выкинули Шнарбаховского в окно, — продолжил Лыков.

— Туда ему, гаду, и дорога. Однако сделали ребята нечисто, и очень быстро господин Асланов нас разыскал. Я сначала напугался, опять бежать решил. А Спиридон и говорит: останься. У меня на тебя виды есть.

— Какие?

— Людей за деньги убивать, вот какие, — пояснил бандит.

— Он что, вам заказы доставлял? — ужаснулся своей догадке надворный советник.

— Да, за комиссионный процент, — подтвердил арестованный. — Но и не только это. Асланов — самый опасный во всем Киеве человек. Почитай, все воры под ним ходят. Никольские вон не захотели — теперь Безшкурный в земле гниет…

— И воры под ним ходят? Под околоточным надзирателем сыскной полиции?

— Именно. Очень удобно, между прочим. Спиридон — умная голова. Кого надо — ловит, кого не надо — не ловит. Или поймает да отпустит.

Лыков вскочил:

— Петр Софроньевич, отдайте мне его! Подпишите протокол!

— Я же сказал, не буду.

— Но почему?

— И про это тоже сказал. Вы будете дальше слушать или уже неинтересно?

— Эх… Интересно вашего друга надзирателя в цитадель засадить. Но так и быть. Продолжайте.

— Дальше все пошло как по маслу. Лучшие подряды я стал обслуживать. Ежели кто противился, с ним приключалось несчастье. Все бы ничего, но появился в сыскной полиции второй надзиратель, Красовский. Выслужился из рядовых сыщиков за свои способности. И половину городовых отдали ему. Я Спиридону говорю: что делать будем? Красовский — урод, взятки не принимает. Тот сначала не поверил, сказал, таких нет на свете…

— По себе меряет, — вставил Лыков.

— Точно так. Попытался совратить напарника, да тот ни в какую. И пришлось нам тогда менять нашу манеру. Раньше мы всех в Днепр бросали. Ежели кто всплывет, Спиридон съездит в покойницкую, сунет доктору четвертную, тот напишет «несчастный случай», и готово. А теперь надо было аккуратно работать.

— Начали трупы прятать?

— Да, с Красовским связываться себе дороже. Лучше, когда покойника нет. Пропал человек, да и черт с ним. Может, он живой, да от жены стервы убег? Завел я турка с мясным фургоном. Крови там каждый день ведро, никто не отличит человечью от скотской. Ребята мои принимали Аю-Качалова на ассенизационной станции по вечерам, пока настоящие золотари еще не приехали. Кинут тело в яму, а ночью его так зальет, что сам черт не сыщет. Но потом опять осечка вышла. Красовский что-то почувствовал. Ребята в одном деле слабость допустили. Фартовых же за версту видать: работают без фантазии и следов много оставляют. Облава потом была лютая, и решил я стать осторожней. Надо такого исполнителя найти, чтобы никто не подозревал. Как раз об эту пору случился большой пожар на Оболони, много добра сгорело. И придумал я мальчишку, Степана Племянникова, заполучить. Отца его хорошо знал, он у меня кирпич заказывал. Ну и сына… того…

— В убийцы завербовал, — закончил сыщик.

— Можно и так сказать.

— И дело опять пошло?

— Вполне. Степан жертву уводил прямо у всех на виду. Ни разу не сорвалось, пока он на вас не попал.

— Значит, заказы на убийства вам искал Асланов?

— Со стороны — да. Такие, например, как Боруху Капусте землицу чужую хапнуть. Свои интересы я сам обслуживал.

— А что же вышло с Афонасопуло? Почему его в яму с дерьмом не бросили?

Володимеров оживился:

— Да его убивать никто и не собирался. Там история такая вышла. Меринг задумал очередную аферу. То ли занизить ему требовалось оценку, то ли завысить, но нужен был оценщик.

— Занизить хотел, чтобы гостиницу «Континенталь» Бродскому заложить, — пояснил Алексей Николаевич.

— Да? Вот шельма. Но вышло у него с Афонасопуло недоразумение. Деньги, видать, не поделили. И решил директор своего оценщика пугануть, чтобы тот больше писем вредных не писал. А как пугануть? Спросил у Гудим-Левковича.

— Которого?

— Что у губернатора канцелярией заведует. Тот вызвал Желязовского, а поляк перепоручил Асланову. Сам-то пристав не знает ни черта, всю службу у него Спиридон ведет.

— Так. А Спиридон вам предложил.

— Точно. Мы за все беремся: хоть морду набить, хоть кровь пустить — на все есть такса. Меринг передал пятьсот рублей. Сказал: напугайте хорошенько, но без членовредительства.

— Вот даже как? — удивился сыщик. — Добрый оказался?

— Да чистоплюй он, Меринг. Даже украсть не может.

— Михаил Федорыч не вор?

— Не, он слаб на это дело. Боится всего на свете. Из-под него воруют, а он потом за это и в тюрьму пойдет. Но мне что, мне лишь бы платили… И поймали ребята того Афонасопуло. Ночью на пристани, когда он из Никольской слободы возвращался. Тут-то и вышла у них большая промашка. Короче, умер оценщик.

— Как это получилось?

— По глупости, конечно, — сердито пробурчал атаман. — Стали ему мозги вправлять, словесно, как подряжались. А он вдруг из кармана револьвер достал. Что ребятам оставалось? Двинули кастетом в темечко… свою жизнь спасая.

— Пришлось в Днепр кидать?

— А куда еще? Убивать-то его не думали, потому мясной фургон и не припасли. Сначала я на парней осерчал: зачем мокрое дело развели? Но у покойника нашлось при себе почти три тысячи рублей, и это меня примирило. Ладно, думаю, авось обойдется, а деньги уже в кассе.

— Но тут приехал я, — усмехнулся надворный советник.

— Вот-вот. И началось. Что делать? Баре сразу от нас открестились. Меринг в панике: теперь все всплывет, что вы наделали! Гудима в панике: мы же совсем не это заказывали! Теперь расхлебывайте сами, а нас не впутывайте. И остались мы с Аслановым вдвоем. Сначала Спиридон надеялся на легкий исход. Давно уже он зуб точил на Созонта Безшкурного, «ивана» с левого берега. Тот надзирателя в грош не ставил, делиться добычей не хотел. За что и был назначен главным виновным. Свалили мы смерть оценщика на него, и все так ловко получилось: паспорт убитого у Созонта отыскался, куча краденого в притоне, ешь не хочу. Но вы почему-то не клюнули. Более того, Асланов говорил, с самого начала на меня стали думать. Вот скажите, господин Лыков, где у меня вышла промашка? Почему именно я попал под подозрение? Откровенность за откровенность.