Николай Свечин - Касьянов год

— Но почему, почему вы не отдадите мне Асланова?! — в последний раз попытался питерец. — Вам умирать, а этой сволочи жить? Где тут правда?

— Какая еще правда? Где вы ее видели на земле?

— Не понимаю я этого.

— Как угодно, — сухо ответил бандит. — Спиридон мне ближе всех сыщиков, он такой же, как и я. Брат не брат, друг не друг, но одного мы поля ягоды. Думал я и так решил. Тот солдат неслучайно в лавку явился. Дьявол его прислал. Давал мне сигнал, что пора к нему на службу переходить, а не табаком торговать.

— Но ведь вы могли быть честным человеком. Много лет пекли кирпич, обходились без черных дел.

— Обходился, да не обошелся. Черного кобеля не отмоешь добела.

— Но еще не поздно помочь правде. Откреститься от аслановых и иже с ними.

Атаман помотал головой:

— Заканчивать свой век предателем? Сумел согрешить, умей и ответ держать. Я отвечу.

— А Спиридон нет?

— Судьбу не объедешь.

— Но он же вас и убьет.

— Обязательно убьет, — согласился Володимеров. — По тем же соображениям. Так ему безопасней, да и мне в казематах не мучиться…

— И вы согласны? Отомстить ему за это не хотите?

— Если уж мне кому и мстить, так это вам. Вы, господин Лыков, сгубили мою жизнь, а не Спиридон Асланов. Вот я и отомстил: все рассказал, а бумагу не подпишу.

— С трудом понимаю это…

— И не ломайте голову. Просьбу мою помните?

— Про крест? Так отдайте его сами Спиридону. Когда он явится вас убивать.

— Плохо сказали, — укорил сыщика атаман. — Зря. Над смертью не смеются.

— Вы тоже меня не щадите.

— Отдать Асланову эту вещь я не могу. Он золото из рук не выпустит, жадный.

Лыков смутился:

— Извините. Конечно, я перешлю крест вашей сестре.

— Спасибо. Но если не воспользуетесь моим советом, то все будет напрасно. Не успеете. Бегите из Киева, пока есть время. А теперь пусть меня оставят в покое, я устал. Да, и Красовскому лишнего не рассказывайте, а то и его погубите.

Это были последние слова атамана. Лыков вышел к ожидавшему его надзирателю в крайнем волнении.

— Что он вам сообщил? — накинулся на него Николай Александрович. — Сознался или нет?

— Сознался, но протокол подписать отказался наотрез.

— Почему?

— Чтобы не облегчать нам жизнь, видимо.

— Для чего же тогда рассказал? — опешил Красовский. — Да, и в чем именно сознался Арешников? Убийство оценщика он взял на себя?

Лыков никак не мог решить, что передать помощнику, а что скрыть от него. Вдруг атаман прав, и пора домой? Без подписанного им протокола делать питерцу в Киеве больше нечего…

Сбивчиво, на ходу выбирая, о чем лучше промолчать, Лыков изложил рассказ арестованного. С его слов выходило так. Арешников признал, что был главарем банды, которая брала заказы на разные темные дела. В том числе они подрядились запугать оценщика Афонасопуло. Попросил об этом Меринг и дал пятьсот рублей. Посредниками выступили Георгий Георгиевич Гудим-Левкович и пристав Желязовский. А также Асланов. Последний знал о тайном ремесле лаврского арендатора. Но по каким-то соображениям молчал.

— Знаю я эти соображения, — прокомментировал Красовский. — Пользовал он тех громил, как дойную коровушку. И держал про запас до того случая, когда начальство спохватится и прикажет банду предъявить.

Лыков не стал ни спорить, ни уточнять. А продолжил рассказ, состоявший из правды вперемешку с полуправдой. Он сообщил, что смерть оценщика была фактически несчастным случаем. Никто ее не заказывал. Меринг если в чем и виноват, то лишь в неразборчивости в приемах. Темные дела творили Арешников со своей шайкой, но эту сторону не дознаешь. Главарь молчит. Более того, утверждает, что у него болезнь замкнутого пространства.

— Вот на этом его и поймать, — предложил Николай Александрович. — Пусть сознается, а иначе…

— И что иначе? — остудил его пыл надворный советник. — За признание мы отпустим его на свободу? Нет. Какой тогда ему смысл признаваться? Я боюсь, все выйдет проще. Возьмет наш главный злодей, да и повесится. Он прямо мне на это намекал.

— Тогда мы ничего не докажем, — расстроился околоточный.

— А мы и с ним ничего не докажем. Асланов, который покрывал атамана, никогда в том не сознается.

— А кто Бурвасера убил?

— Карп Притаманный. Этот тоже будет молчать. Улик против него никаких.

— И что делать?

— Не знаю, — честно признался питерец. — Надо подумать. Но боюсь, Николай Александрович, придется мне из Киева уезжать ни с чем.

— Почему ни с чем? Банду Арешникова вы открыли. А она много лет людей убивала, — возразил киевлянин.

— Я имел в виду, что Желязовский с Аслановым останутся безнаказанными.

К удивлению Лыкова, его помощник отнесся к этой новости спокойно.

— Я знал, что так и будет, — сказал он. — У нас все настолько запущено, что ничего уж не переменить.

— И вы продолжите служить с потатчиками воров?

— А куда прикажете деваться? Уходить из полиции? Нет, не дождутся!

Эти слова несколько успокоили чиновника особых поручений. Видимо, и впрямь пора собирать манатки. И для Красовского такой исход не станет трагедией…

Вечером Лыков пригласил помощника в ресторан, и не одного. Так и сказал: приходите с невестой. Николай Александрович смутился, но возражать против именования не стал. Питерец угощал своих друзей в ресторане гостиницы «Гранд-Отель», лучшем в городе. Ужин, весьма вкусный и более чем дорогой, завершился прогулкой. Куда еще идти, как не на Днепр? Двое мужчин и серьезная женщина гуляли допоздна. «Шато-де-Флер» работал, как ни в чем не бывало, только пепелище обнесли забором. Лыков ненавязчиво, щадя самолюбие надзирателя, за все платил. Он сразу объяснил, что днями уедет и хочет отблагодарить помощника за оказанное содействие. О делах сыщики не сказали ни слова.

Утром следующего дня питерца вызвали к коллежскому советнику Гуковскому. Помимо врид полицмейстера, там были пристав Желязовский и надзиратель Асланов.

— Спиридон Федорович, уже приехали! — воскликнул Лыков, как ни в чем не бывало протягивая ему руку. Тот пожал ее, но смотрел испытующе.

— Мы заменили лиц, ведущих дознание убийства Володкевич, — сообщил Гуковский. — Господин Асланов нужен в городе.

— Заменили? Значит, преступление в поезде пока не раскрыто?

— Это трудное дело, — пояснил коллежский советник. — С кондачка не взять.

— И кто сейчас занимается им вместо Спиридона Федоровича?

— Второй надзиратель сыскного отделения Красовский.

— Понятно.

— Мне недавно телефонировал комендант крепости Немирович-Данченко, — продолжил Гуковский. — Арешников повесился в камере.

— Когда? — воскликнул сыщик.

— Под утро. Недоглядели за ним военные. С самого начала мы были против того, чтобы помещать арестованных в цитадель. Но вы, господин Лыков, поступили по-своему. В Лукьяновской тюрьме убийца был бы жив и предстал бы перед судом. А теперь что? Все концы оборваны.