Инна Тронина - Их «заказали» в кафе

Гувернантка долго смотрела на портрет серьёзной и удивительно красивой девочки — причёсанной на прямой пробор, с прозрачным чистым личиком. По периметру портрет украшали белые розы, и под ними всё время горела церковная свеча. Катя Кобылянская казалась Ирине куда более способной и развитой, чем Маша, круто завитая и густо накрашенная. Хохотушка с вздёрнутым носиком, бесшабашная и озорная, она сейчас хлопотала на кухне, изображая из себя хозяйку.

А Ирина, войдя в просторную кухню, обставленную престижнейшим гарнитуром «Стелла-Роза», вдруг остро почувствовала, что покой этой семьи скоро канет в вечность. И виновата в этом будет именно она, гувернантка. Безотчётная тоска свела скулы и зажала дыхание — будто чья-то огромная рука с липкой холодной ладонью схватила ха лицо и за горло.

— Ира, попробуй! — щебетала Маша, суетясь вокруг гувернантки. — Смотри, как надо! Соль, перец, тёртый сыр, сухари… Только честно скажи, вкусно или нет. Мне это очень важно… Ира, да что ты какая-то стала?.. Ничего не слышишь! Влюбилась, что ли?

— Откуда ты знаешь? — испугалась Ирина, роняя на пол вилку.

— Мама сказала, — бесхитростно сообщила Маша. — Никогда она не думала, что Ирина способна совершенно потерять голову. Прямо как подменили человека! Всё у неё из рук валится, ничего она не помнит. На стены натыкается, отвечает невпопад. Мама хотела бы познакомиться с твоим парнем. Ей не всё равно, кому отдать в жёны Иринушку!

— Да что ты болтаешь, в какие жёны! Я же замужем за Сашей Рыцаревым.

Ирина попыталась обратить всё в шутку. Но вдруг вспомнила, что произошло в ту ночь на кухне, и опустила глаза в тарелку. Лицо её горело, по шее ползли пятна.

— Кроме того, я имею право на личную жизнь во внеслужебное время. Да, я познакомилась с очень интересным человеком, но он уже не парень. Был женат, развёлся. Я, к сожалению, тоже поругалась с Сашей. Что за мещанское представление о любви, Машутка? — Ирина надсадно закашлялась.

Она жевала промасленные бананы с перцем и не чувствовала вкуса. Маша весело уплетала свою стряпню, сверкая глазами и искрясь совсем ещё детским оптимизмом. В муаровых лосинах и чёрной длинной футболке, вся увешанная фенечками и амулетами, она была прелестна и свежа.

— Если мама ещё раз об этом заговорит, скажи ей, что всё несерьёзно…

Где-то далеко, в спальне Серафимы, зазвонил телефон. Маша насторожилась — в это время обычно объявлялся водитель микроавтобуса, который отвозил учеников в лицей. Значит, нужно срочно придумать предлог, чтобы и на сей раз отвертеться от занятий. А мать сейчас дома, и она вполне может буквально вытолкать Машу на уроки. Когда Серафиму будили, настроение у неё резко портилось.

Девочка сорвалась с места, оставив гувернантку пить кофе в одиночестве, на цыпочках подкралась к дверям материнской спальни, приоткрыла створку, еле касаясь кончиками пальцев ребристого цветного стекла.

Серафима уже стояла посередине спальни, стены которой были обиты фиолетово-коричневым шёлком — под цвет гарнитура. Плотные шторы закрывали сплошное зеркальное стекло и дивную панораму с высотным домом вдалеке. Кормилица была одета в боди из плотного трикотажа, пеньюар и обута в атласные туфельки, похожие на балетные. Длинные волосы небрежными локонами рассыпались по плечам и спине. Маша, между прочим, подумала, что её мать ещё молодая и исключительно красивая.

— Да, слушаю! — сказала Серафима.

Маша испуганно сжалась за дверью. Конечно, сейчас явится с кухни Ирина и громогласно заявит, что подслушивать стыдно. И всё-таки девочка никак не могла уйти. Она заметила, как за один миг изменилось лицо матери. Из розового, чуть припухшего со сна, оно превратилось в худое и серое. Звонили не из лицея, но легче Маше не стало. Она видела, что мать близка к обмороку, и с огромным трудом держится на ногах.

— Когда это случилось? — чужим голосом спросила Серафима.

Она смотрела прямо на дверь, но не замечала широкую щель, из которой торчал любопытный Машин нос. Вокруг всё оставалось, как прежде, и в то же время уже произошла катастрофа.

— Их арестовали? Ну, задержали, какая разница! Одновременно по всем адресам? И многих забрали? Тридцать два человека? Ничего себе!.. — Серафима говорила всё тише, отводя упавшие на лоб волосы. — Обо мне речь шла? Не знаешь? Продолжается обыск? Да, безусловно, они приедут и ко мне. Значит, нужно уходить. Дело, похоже, серьёзное, раз «крыша» не помешала. Да неужели?! Ольга раскололась?! Я же говорила Маге, мудаку! Я ему полтора года говорила, чтобы избавился от неё! Но теперь уже поздно плакаться, нужно принимать меры. Спасибо, что позвонил, Ахмед. И ты постарайся уйти из Москвы, сейчас же! Обо мне не беспокойся, я сама позабочусь в лучшем виде. Всё, пока, Ахмед…

Маша отскочила от двери, бросилась в кухню, где Ирина уже включила посудомоечную машину. Увидев перепуганную воспитанницу, гувернантка вздрогнула.

— Ира, там что-то стряслось… Ну, у мамы и Магомеда! — задыхаясь, сообщила девочка. — Мама сказала, что нам нужно уезжать отсюда! Ахмед звонил, брат Магомеда, я знаю его. Он тоже хочет бежать…

По коридору прошуршали шаги, и в кухню вошла Кобылянская — неузнаваемо изменившаяся, с отрешённым взглядом. Она передвигалась неуверенно, как слепая, шарила ладонями по стенам; но всё же старалась оставаться собой.

Ирина выключила машину и опустила руки. Она поняла, что предчувствие её не обмануло, и страшное произошло. Маша жалко улыбалась, пытаясь хотя бы таким образом подбодрить мать.

— Иринушка, к сожалению, я вынуждена с сегодняшнего дня вас уволить. — Серафима говорила чётко, отрывисто, но на гувернантку не смотрела.

Рыцарева почувствовала, как в глазах закипают слёзы, и начинает истерически дёргаться верхняя губа — совсем как у матери-психопатки. До обидного мало проработала она в этом доме, у милой приветливой хозяйки, которая уже стала ей подругой, наставницей, идеалом! Всё закончилось неожиданно, резко, страшно. Теперь снова придётся искать работу, унижаться, бегать по офисам, покупать газеты с объявлениями и просыпаться по утрам в лютой тоске.

Каким глупым, никчёмным показалось теперь Ирине любовное приключение! Об Артуре Тураеве теперь не хотелось и вспоминать…

— Расчёт вы получите немедленно, выходное пособие в размере двухмесячного оклада — тоже. Думаю, что на первое время вам хватит. Я была очень довольна вашей работой. Но, к сожалению, у меня нет времени писать рекомендательное письмо. Вместе с детьми я срочно покидаю Москву…

— А можно мне узнать, что именно произошло?

Рыцарева почувствовала, что у неё отказывают ноги. Потом она вообще перестала понимать, каким чудом ещё стоит, не падает, даже может сделать несколько шагов. Кажется, её поддерживала Маша — бледная, вспотевшая, оглушённая.