Инна Тронина - Их «заказали» в кафе

— Я стала жертвой чудовищной провокации. Меня и моего компаньона Магомеда Гаджиева оклеветали. Рано утром в несколько наших кафе, в медицинские салоны, в спортивные центры ввалились омоновцы. Всех, кто там был, положили на пол. Ахмед сказал, что искали оружие и наркотики. Вы сами знаете, как это происходит в таких случаях. Чтобы не подвергать опасности детей, я должна немедленно вывезти их из Москвы. Потому я и отказываюсь от ваших услуг. Отказываюсь с величайшим сожалением, поверьте. Потом я вернусь и стану добиваться справедливости, но дети должны исчезнуть. Маша, буди Ванечку. Мы сейчас спускаемся и садимся в машину. Пойдёмте, Иринушка, я отдам вам деньги. Потом вы быстро соберёте вещи и покинете этот дом. Для вас лучше всего будет отсидеться на даче. Не думаю, чтобы вы потребовались им даже как свидетель. Но если такое случится, скажите всё, что считаете нужным. Мне от вас скрывать нечего. Я бывала с вами откровенна, говорила о себе много такого, что чужим людям не говорят. Вы знаете мою биографию и можете судить, кем я была на самом деле. К сожалению, в наше время успеха не прощают, особенно женщинам. Я чувствовала, что вы немного завидовали мне, считали сильной и умной. Так вот, Иринушка, вы ошиблись, и, причём, в главном. Теперь вы поймёте, что лучше всего не высовываться, бегать по жизни серенькой мышкой…

— Простите, простите меня! — рыдала Ирина, принимая из рук хозяйки пачки денег и укладывая их в свою сумочку.

Она не интересовалась сейчас, сколько именно ей заплатила Серафима. Понимала только, что должна в чём-то повиниться, хоть и не предполагала, что на самом деле происходит в фирме. Скорее всего, на Симу кто-то капнул в милицию, и там приняли меры.

— За что простить? — удивилась Кобылянская, обнимая верную свою гувернантку. — Вы же ни в чём не виноваты. Как раз вы — ни в чём!

Маша уже тащила за руку из детской заспанного ревущего Ваньку, которого мать с сестрой тут же бросились одевать. Сима упрашивала Иру уйти от греха подальше, та мотала головой и твердила, что пусть их арестуют вместе. То и дело в квартире звенели телефоны, верещали мобильники. Но Кормилица не отзывалась. Она только вздрагивала от каждого сигнала, как он удара, и Ирина до слёз жалела её.

Путаясь длинными ногами в полах песцовой шубы, в последний момент, прихватив сумочку с деньгами, Ирина выскочила из квартиры, точно зная, что никогда больше сюда не вернётся. Старый добрый уклад рухнул, разбился, и его осколки разлетелись по заснеженному двору. Тяжело дыша, Ирина стояла на скользкой дорожке, а кругом было хрустальное морозное утро. В двадцатидвухэтажном элитном доме прошли лучшие дни её жизни, а впереди зияла бездна.

Маша уже ни о чём не спрашивала. Она прижимала к себе перепуганного брата, а её мать и уже уволенная гувернантка, скользя и падая, спешили к гаражам, где стояли «Хонда» Серафимы и Иринина «Пежо». Женщины должны были сесть в автомобили и разъехаться навсегда. Девочка же думала о том, что так и не убрала со стола посуду. И, главное, Маша Кобылянская не успела угостить мать приготовленными по-сальвадорски бананами.

Артуру снился Сеул и, конкретно, самый страшный в мире аттракцион. Немногие наяву решались прокатиться на карусели, ничем не защищённые сидения которой располагались на высоте восьмидесяти метров от земли. До этой высоты диск с сидениями поднимался, медленно вращаясь вокруг столба, а после со скоростью сто километров в час летел вниз.

Тураев тогда решился и до сих пор считал, что может всё, раз не спасовал на головокружительной высоте. Он даже не почувствовал тошнотворного желания зажмуриться, чтобы не видеть Сеул со всеми его небоскрёбами и мостами.

Когда диск рухнул, Артур проснулся и долго не мог понять, где находится. С трудом вспомнил, что вчера к нему приезжали мать и Арнольд, пытались вылечить его от гриппа, предлагали попеременно то мёд, то лимон, то чеснок. Охая и упрекая старшего сына в равнодушии к собственному здоровью. Нора Тураева бегала по квартире, расставляя привезённые в машине горшки с миртом, лианами и аспарагусом; она считала, что эти растения убивают болезнетворных микробов.

В одну из комнат была водружена герань, поглощающая сырость, и сейчас Тураев чувствовал её сильный, неприятный запах. Из-за этого казалось, что он ночует не у себя дома, а в гостях у какой-то старухи. Кроме того, мать развесила на кухне пучки мяты, её же наложила и в чай, который они втроём пили целый вечер. Ночью Нора удалилась с чувством исполненного долга.

Арнольд предположил, что брат привёз вирус с дальнего Востока, и сообщил об отъезде Анжелы Субоч на лечение за границу. Артур слушал невнимательно, потому что думал о других, новых делах, навалившихся на него после выходных.

Вчера простивший строптивца полковник вызвал его и вручил ещё одно дело, возбуждённое против ревнивца. «Новый русский» убил жену, а потом — сына и тёщу; последних он не пожелал оставить в качестве свидетелей. Шум получился на весь город, и теперь лучшему сыщику отдела предстояло обнаружить скрывшегося из Москвы душегуба.

После того, как высокое начальство лично выразило полковнику по телефону благодарность за работу по делу Гаджиева и Манилова и особо отметило заслуги майора Тураева, он вспоминал свои прошлые претензии к Артуру со страхом. Шеф старался замять скандал трёхмесячной давности и даже пошёл на признание собственной неправоты. Правда, потом попросил Артура не зазнаваться и впредь работать ещё лучше.

О Маге, Валере и их людях можно было не беспокоиться. Оскорблённый отец, облечённый властью над ними, не допустит ни спуска дела на тормозах, ни освобождения под подписку или под залог. Ни, в конечном итоге, оправдательного приговора.

Верхушка банды и рядовые её члены своё получат, думал Тураев, нежась под одеялом и потирая скрипучую щетину на щеках. Против них есть улики. Они дают показания, понимая всю бесперспективность запирательства. Но даже сейчас, через несколько дней после той достопамятной операции с участием ОМОНа, не удалось накопать хоть что-нибудь на Серафиму Кобылянскую.

В её кабинете, расположенном в кафе, не обнаружили ничего криминального. Из своей квартиры Серафима скрылась в неизвестном направлении вместе с сыном, дочерью и гувернанткой. Потом гувернантка нашлась — на даче, в Пушкинском районе. Двадцативосьмилетняя Ирина Умидовна Рыцарева пила в зимнем домике своего отца-полковника запоем, клятвенно уверяя, что о местонахождении бывшей хозяйки ничего не знает. Мать её, Альфия Сафаевна Валитова, очень похожая на пациентку психиатрической больницы, орала на сыщиков благим матом и угрожала повеситься, если хотя бы один мент ещё раз посмеет нарушить её драгоценный покой.