Инна Тронина - Миллениум

— Валерий, этого не было. Я ждала Миленку вместе с тобой. Мне и в голову не приходило отказаться от неё. Тогда, с сыном, была совершенно другая ситуация. Да, ты делал только добро, и я хотела отплатить тем же самым тебе. Когда ты проспишься, придёшь в себя, то поймёшь, что поступать так с Миленой никакого смысла не было…

Валерия слышала свои слова откуда-то из угла, и говорила ровно, как заведённая, потому что давно разучилась плакать и кричать.

— Действительно, я не нуждалась в деньгах, в отличие от позапрошлого года. У меня была квартира, был ты, были блестящие перспективы. Я не приобретала в этом случае ничего, зато теряла всё. Я хотела вновь обрести семью, так зачем же разрушать своё счастье, своё благополучие? Ещё раз повторяю: никаких денег за Милену я не получала. Её у меня похитили. Да, возможно, это были люди, имеющие отношение к той фирме, иначе откуда они бы узнали меня? И только таким образом, то есть косвенно, я виновата в исчезновении Милены. Валерий, если ты действительно хочешь меня понять, ты поймёшь. Если же тебе нужно во что бы то ни стало избавиться от меня, я уйду. Пугать меня уголовной ответственностью глупо, потому что призналась я именно милиционеру. Если дело возбудят, пойду под суд и отсижу. Но не за Милену — за Вадика или как его там звать по-английски. За то, что мой сын сейчас купается в роскоши, а не ютится в общаге, не болтается, как неприкаянный, в семье своего отца. Отсижу за те самые памятники на иркутском кладбище. А Милену, может быть, тебе ещё и вернут. Артур, я уверена, сделает для этого всё, что в его силах. Я только попрошу у тебя денег на билет до Петербурга, потому что никаких долларов и фунтов я ни от кого не получала. Потом верну, но не обещаю сделать это быстро.

— Как жеребца меня использовала! — Вандышев будто не слышал слов бывшей возлюбленной и говорил своё. — Что ты делала вечером на улице? На кой дьявол тебе приспичило уходить в магазин именно тогда? Люди видели тебя с каким-то парнем на углу, вы мило болтали — о чём?.. Я полтора месяца задавал себе эти вопросы, и только сегодня всё понял. Парень этот был от НИХ — от тех, с кем ты связалась. Последние детали обговаривали? Создавали новую легенду, чтобы меня и других одурачить? Даже одежду куда-то засунула, чтобы изобразить ограбление. И ведь так разыграли — все поверили. Бегали, высунув языки, искали ребёнка, которого давно уже нет в России! А ты мне скажешь, скажешь, падла, куда отправила девчонку! Иначе я тебя не выпущу отсюда! На цепь посажу, поняла?! К батарее пристегну наручниками, и будешь дрыгаться, пока не скажешь!..

— Не нужно!

Алла сочла необходимым вмешаться, потому что выяснение отношений стало выходить за рамки закона, а этого секретарша Вандышева больше всего и боялась. Валерий не должен был совершить преступление, не должен угодить в тюрьму! Ему следовало сейчас как можно скорее стать мужем Аллы, сделать её из Рыбаковой Вандышевой и начать новую жизнь.

Дальнейшее присутствие Валерии в этой квартире также не входило в её планы, и потому Алла сгорала от нетерпения, желая перевернуть эту страницу своей жизни. А потом начать читать другую, интересную и светлую…

— Ну, допустим, скажет она, что ребёнок в США. И как ты собираешься там искать дочку? Дитя уже давно носит другое имя, другую фамилию. Все документы, конечно же, оформлены по закону. Родители имеются, которые будут изо всех сил препятствовать. Они же поиздержались, а там деньги считать умеют, и за них глотку перегрызут. Могут тебя вообще ликвидировать, чтобы под ногами не путался. Если же Лера этого ребёнка не продавала, и его действительно украли, она помочь ничем не может. Но в любом случае она должна исчезнуть из твоей жизни и больше нас не беспокоить. Кассету мы прибережём для собственной безопасности.

Алла взяла со стола диктофон, который так и не успела включить.

— Сегодняшней ночью вы расстанетесь окончательно и навсегда. Это самое лучше из того, что мы можем предложить вам, Валерия.

— Ценю ваше благородство, Алла Дмитриевна, — ответила Лео, отворачиваясь к окну и глядя во мрак.

Теперь ей идти совершенно некуда, и через улицу нет общежития, где ждут девчонки. Нет плохонькой, но своей койки. Сотни километров отделяют Валерию от ярко освещённого окошка с пёстрыми занавесками и кактусами на полочках. Чтобы добраться до своего угла, ей нужны деньги.

— Может быть, вы мне одолжите на билет? Я обязательно отдам — можете быть уверены. Загоню вот эти серёжки, и вышлю…

— Убирайся!

Вандышев достал из бумажника несколько сотенных купюр, швырнул на журнальный столик и резко встал, отвернулся к мощной пальме с волосатым стволом, которая росла в кадке, в углу.

— Вот тебе, без отдачи, на билет в один конец, и забудь навсегда сюда дорогу. Только из-за того, что ты забеременела, я бросил Аллу, которая не могла родить мне ребёнка. Но меня наказал Бог, и поделом. Будет мне, дураку, наука. Собирай барахло, до последней тряпки, иначе всё равно брошу в камин. И проваливай, слышишь? Сейчас же!

— Валера, может, до утра потерпим?

Алле стало жалко несчастную девочку, недавно вернувшуюся из больницы. Лера не плакала, не пыталась больше ничего объяснить, не взывала к совести человека, который ещё несколько часов назад собирался стать её мужем. Вандышев отлично знал, что Лера больна, у неё по вечерам повышается температура, и тяжести ей поднимать ни в коем случае нельзя. Но сделал вид, что забыл, или действительно предпочёл не вспоминать об этом.

А вот Алла помнила и по-бабьи сочувствовала сопернице. Сопернице побеждённой и в то же время культурной, выдержанной, чем-то симпатичной, несмотря на тёмное прошлое. Но ведь о Милене там речь не шла, на первого ребёнка Вандышеву было наплевать.

— Комнат много, разойдёмся. А когда рассветёт, Лера уедет. Вызовем ей такси, поможем собрать вещи, спустим чемодан…

— Алла Дмитриевна, спасибо вам, но я хочу уехать сейчас же. Чемодан уложу сама.

Валерия глотала слёзы, но изо всех сил старалась говорить так, будто бы ничего не произошло.

— Мне необходим час на сборы. И ещё телефон, чтобы связаться со знакомыми. С одним знакомым, который, надеюсь, на эту ночь меня примет…

— Дядя Коля, что ли? — процедил Вандышев, досадуя на Аллину отходчивость.

Теперь он готов был набить морду и секретарше, которая мешала излить чувства и отплатить маленькой мерзавке за всё.

— Да. Других знакомых у меня в Москве нет, — грустно сказала Лео.

— А майор Тураев? Его попроси, может, в «обезьянник» пристроит до рассвета, — сказал Валерий Ильич, повернулся на каблуках и вышел из холла.

— Он тебя ревнует, деточка. А, значит, любит, несмотря ни на что.

Алла почувствовала, как её горло сжалось, а уголки глаз защипало от подступивших слёз.