Инна Тронина - Отторжение

Но «зябликом», то есть трусом, меня не считал ещё ни один враг. И я доставлю тебе кайф, Никита Зосимович. Понадеемся, что это будет последний раз в твоей жизни. Кроме того, ты что-то занервничал в последнее время. Задолбал я тебя, как выражается Озирский. Воспользовавшись указом Президента о первоочередных мерах по борьбе с преступностью, я убрал на решётку на тридцать суток всех известных твоих людей. Ведь на любом из них висит дело, которое, при случае, можно поднять. А ты, лопушок, погрешил на предательство Эдика, который на самом деле дрался за тебя до последнего…

Когда волна арестов прокатилась по всей России, от Владивостока до Москвы, Ковьяр окончательно решил не искушать судьбу. В такой ситуации нельзя было портить отношения ещё и с Чёрной Вдовой. Она, при случае, могла помочь. Так, по крайней мере, считал Никита. Мы заставили его выбрать из всех зол меньшее. И теперь он считал Дарью Ходза едва ли не своей спасительницей. По этой причине он запретил Бате плохо говорить о Чёрной Вдове, и даже пригрозил прогнать.

— Так мы куда едем? — спросил Брагин. — В офис? Андрей там ждёт не дождётся. Хочет ещё до всего свидеться.

Я проверил, идёт ли сзади «Газель». Никуда она, родимая, не делась. Интересно, она нас прямо до агентства будет сопровождать, или как?

— Поехали. Мы здесь пока лишние.

Я понял, почему Роман вдруг затормозил. Сначала решил, что он хочет купить в ларьке сигареты. И заодно проверяет, как будет вести себя «хвост». Ему надо или промчаться мимо, или приклеиться к нам на стоянке. Да, конечно, те тоже притёрлись к краю тротуара. Всё очень грамотно, незаметно. Ну, тоже захотели покурить — что здесь такого?

Но Роман остановил «мерс» совсем по другой причине. На краю тротуара стоял высокий чернявый парень с поднятой рукой. Видимо, он хотел поймать машину. Но почему Брагин решил его подобрать? Вообще-то, по инструкции это не положено. И Роман никого никогда не подсаживал на улице.

Но в следующую секунду я понял, что они знакомы. Тут уж, конечно, мимо не проедешь. Брагин открыл дверцу, и парень сел назад. Когда они с Романом здоровались, я обратил внимание на их часы дорогих марок. Наш пассажир носил «Tissot», Роман — «Longinus», модели «Адмирал».

— Прохор Прохорович, это Мохаммад Эфендиев, — представил парня Роман. — Про его отца вы слыхали.

— Да, очень приятно! — Я с удовольствием пожал руку сыну Падчаха.

Впрочем, тут же и насторожился, потому что выглядел парень плохо. Кожа его, прежде смуглая, стала восковой. Щеки были впалые, талия тонкая — даже для молодого горца. На лице темнела щетина примерно двухдневной давности. И рука парня, когда-то сильная, тренированная, теперь походила на замороженную доску.

— Вы специально нас ждали здесь? — спросил я. — Озябли, наверное?

Мохаммад устроил рядом с собой на сидении большой американский баул. Ответил он не сразу, потому что дышал тяжело, и двигался с трудом. Над его верхней губой блестели мелкие капельки пота. Роман тоже всё это увидел и даже растерялся.

— Ты чего удрал-то из больницы? Договаривались ведь ещё на месяц, заплатили им. Прохор Прохорович, он здесь с Нового года лежал. В Институте скорой помощи. Это же какая находка для науки, верно? Человек после расстрела выжил. И два раза сам из комы выходил…

Я с огромным интересом посмотрел на Мохаммада. Тот, похоже, не очень-то хотел обсуждать свои дела. Прикрыв мутноватые от недуга глаза длинными жёсткими ресницами, он соображал, можно ли мне верить. Но, раз Роман был со мной откровенным, Мохаммад постепенно оттаял.

— Я не ждал вас здесь. Всё случайно вышло. Решил поймать «колёса» и доехать до Лахты. А тут вы — как по заказу. Думал, может, Андрей спрячет — где-нибудь за городом. А потом уж поеду к себе…

Парень перевёл дыхание и закашлялся. Мне почему-то показалось, что он сплюнет кровью.

— В Чечню? — догадался я. — Но там такая обстановка, что больным не место…

Мы потихоньку тронулась, и «Газель» снова пристроилась сзади. Ну и ладно, непредвиденная ситуация может их запутать, сбить с толку. Может быть, я прилетел в Питер именно для встречи с этим парнем. Как Роман сказал — после расстрела выжил? Значит, это — боевик? И что мне делать? Подполковник ФСК едет в одной машине с чеченским бандитом?

— Вы участвовали в военных действиях?

Мохаммад дёрнул щекой. Он очень обрадовался, случайно встретив Брагина, но в моём обществе чувствовал себя неуютно.

— Не успел. — Изящно очерченные губы Мохаммада сжались. Мокрая прядь волос упала на лоб. — Теперь уж буду вынужден взять в руки оружие.

Я понимал, что нервирую Эфендиева-младшего, допрашивая его в мягком стиле ФСК. Но ничего поделать не мог — хотелось всё выяснить. Вообще-то парень мне понравился — высокий, гибкий, с пронзительными чёрными глазами. Я даже на время позабыл о своём горе. Итак, он здесь лечился, но пока не воевал. Что ж, уже лучше. Честный юноша — даже не скрывает, что теперь будет с Дудаевым.

— Мы в Лахту как раз едем, — сообщил Брагин. — Удачно ты «тачку» поймал.

Мохаммад потёр верхнюю губу тонкими чистыми пальцами.

— Аллах не оставил меня, — ответил он. Потом повернулся ко мне. — Мы с Джохаром — кровники, но сейчас одно дело делаем. Я воевать буду за свободу, а не за президента.

— Я, хоть и работаю в ФСК, не одобряю такую войну. Так что не опасайтесь меня, очень вас прошу. Тем более что вы не воевали. Может, нуждаетесь в помощи? Ведь, как я понял, вы раньше времени покинули клинику.

Наш «Мерседес» пронёсся мимо Парка Победы, Кузнецовской и Благодатной. «Газель» всё ещё маячила сзади. Интересно, где и кому они нас передадут? Ведь все глаза уже намозолили. И точно — у станции метро «Московские ворота» нас вручили бежевому автомобилю марки «Мицубиси-Диамант». Я сразу узнал нового конвоира и остался доволен. Хоть над этим, да не надо ломать голову.

Вечерело быстро. Снег полетел на лобовое стекло. Небо над крышами засинело, набухнув влагой. Ларьки засветились, как ёлочные гирлянды, и народу на улицах заметно прибавилось.

— Роман говорит, что вас расстреляли. Я не совсем это понял. Тем более что в боевых действиях вы ещё не участвовали. Может, он не точно выразился? Это был не расстрел, а обстрел?

— Прохор Прохорович, я хоть и деревенский, но русский язык знаю, — обиделся Брагин. — И обстрел от расстрела как-нибудь отличу.

Эфендиев смотрел в окно, на проносившийся мимо нас Московский проспект. Лицо его исказилось от боли, и я прикусил язык. Роман сопел за рулём, не зная, можно мне всё рассказать, как было. Потом, наконец, решился.

— И не найдёшь теперь того козла, что в восьми местах его продырявил из автомата! И ведь все ранения серьёзные. Столько возиться пришлось! Одних операций целых четыре сделали. А теперь вот Мохаммад из больницы ушёл. И что нам делать? То ли другую клинику искать, то ли в Лахте его лечить частным образом. Ухаживать-то мы сможем, а вот по части медицины не очень понимаем. В институт скорой помощи мы к нему ездили два месяца. Мохаммад не даст соврать. Так чего смылся-то, а?