Инна Тронина - Отторжение

Поэтому и пригласила Прохора Прохоровича переночевать у нас на Звенигородке. Но он поехал е себе, на Комсомольский проспект. Когда мы прощались у дверей квартиры, я неожиданно для самой себя спросила Гая, живы ли его родители.

Постучав по перилам костяшками пальцев, подполковник ответил, что мать здорова, живёт в Нижнем Новгороде. Сводный брат, восемнадцатью годами моложе, служит на юге России срочную. Да и об отце из Америки ничего печального не сообщали. После этого Гай пожелал мне спокойной ночи и побежал через три ступеньки вниз, не вызывая лифта.

Я бросилась к окну, натыкаясь в темноте на стулья, на коляску, на сервировочный столик. Потом отдёрнула штору и увидела, как джип «Ниссан-Патроль» выворачивает на улицу 1905 года, зевнула и пальцами вытерла с ресниц слёзы.

3 октября. К духам «Пешн» я едва привыкла — мне их запах никогда не нравился. Но делать нечего — ими пользуется Дайана. А Эдик мог про такую привычку узнать — хотя бы ненароком. Только сегодня, проснувшись после всего в первом часу дня, я поняла — Дайана неплохая девчонка. И мне жаль будет с ней расставаться. Но, если нам обеим повезёт, мы будем перезваниваться, общаться, ходить друг к другу на день рождения. Ещё Дайана сказала, что хотела бы увидеть мою дочку. Я обещала — но после возвращения.

В пять часов вечера явились Озирский с Гаем, выпили по чашке кофе. А потом, кинув детей на новую нянюшку Нику, присланную Андреем, мы под проливным дождём поехали на объект. Я и шеф очень жалели, что не смогли побывать сегодня у «Белого Дома». Но мы оба понимали, что участвуем в подготовке секретной операции, и это невозможно.

— Все мероприятия завтра, — шепнул мне Озирский, утешая.

При запертых дверях Прохор Прохорович в присутствии Озирского ещё раз провёл компьютерный психоанализ. Без него меня нельзя было «погружать». Бедняга Гай, оказывается, забросил дом и семью, пока работал со мной. Венцом наших адовых трудов оказалось испытание на так называемом «детекторе правды».

Закончив возню с компьютером и немного подумав, Прохор Прохорович заявил, что я способна на криминальные поступки, к алкоголизации не расположена, а вот к наркотизации и суициду склонна. Мои психические травмы удалось если не устранить, то подлечить. Как выражается Озирский, Гай создал определённую фабулу. Он влез мне в душу, нашёл повреждения в психике. Для меня была разработана индивидуальная программа.

Все эти дни я почти не снимала наушники плейера. Неслышные команды капали мне на мозги и оседали в них. Глядя на Гая, я подумала, что с таким приборчиком, он может стать властелином мира. И Озирский со мной согласился, когда я сказала это вслух. Дважды, в начале и в конце процесса, к моей голове присоединяли электроды, связанные с прибором, называемым энцефалографом.

На мониторе мне показали разные символы, записывали биотоки мозга, исходя из показателей, Гай и делал выводы. Твёрдо знаю лишь, что я теперь другая. Не та, что целовалась с Сашей Николаевым на тахте, когда в комнату влетел взбешённый шеф. Интересно, что же он всё-таки решил делать с Рониным? Получается, что воздействием на подсознание Гай изменил меня. Я даже не представляла, что символы, слова и образы имеют очень важное значение.

Кроме того, что Прохор Прохорович работал со мной сам, он три раза привозил на объект врача с голубыми глазами, тоже кагэбешника. Я уже ни в чём не сомневаюсь, ничего не боюсь. Мне до дрожи в коленях хочется попасть во Владивосток. В моём кармане лежит паспорт на имя Дайаны Косаревой. А в сумочке я должна носить фотографии людей, которые якобы были моими родителями.

Я сказала, что у меня заболела голова. Я не смогла терпеть, едва не потеряла сознание. Может быть, сказывается воздействие на мозг? Озирский нырнул в свой «дипломат» и достал импортное лекарство «Оптальгин-теба». От лекарства мне полегчало. Гай сказал шефу, чтобы тот скорее вёз меня домой. Пока Андрей гнал «Чероки» от объекта до дома, я пришла в себя.

На сон грядущий я приняла ванну с ароматическими маслами. Только когда стояла под душем, боль из головы окончательно ушла. Потом Олимпиада принесла мне дочку, положила под бочок. Дала ребёнку соску-бутылочку в цветочек с тёплой «Боной». И в этот момент я окончательно поверила, что вернусь.

Прохору Гаю удалось избавить меня от многих комплексов, от душевной немощи. Прохор — волшебник! Он творит чудеса. Теперь мне кажется, что я проживу сто лет. И это чувство надо сохранить как можно дольше. В идеале — до того самого дня, когда задание будет выполнено.

4 октября 1994 года. Вот и прошли эти 365 дней. С утра идёт дождь — видимо, к счастью. В расстрельный день, наоборот, светило солнце. Я смотрю на забрызганное оконное стекло и пытаюсь запомнить каждую минуту, проведённую дома. Вчерашнего благодушия как не бывало. Я вся дрожу. Неужели Гай всё-таки не сумел меня закодировать?

Свет в квартире горит тускло. За окном темно — будто в полдень смеркается. Сильный ветер треплет деревья и кусты. На ветках не осталось почти ни одного листочка. Будь такая погода назад, «Белый Дом» не загорелся бы.

Ещё ко вчерашнему дню мы приготовили для поминок водку и кутью, а также собрали мою «отвальную». Готовили Липка с женой Прохора Виринеей, которая сама вызвалась напечь блинов. Несмотря на почти шоковое состояние, я всё же интересовалась стряпнёй. Виринея посоветовала приготовить курицу в соусе из антоновки с карри. Мы поджарили лук, чеснок, четвертинки антоновских яблок в подсолнечном масле. Подбавили немного порошка карри.

Потом оставили латку на плите и отправились купать Оту. Я старалась не думать о том, что этот банный день может стать для нас последним. Виринея расчувствовалась и даже всплакнула над ванночкой. Наверное, я плохая мать — слишком молодая и неумелая. А теперь и вовсе бросаю ребёнка на чужих людей. И Ота словно почувствовала всю важность момента. Она никак не желала уходить с моих рук, хныкала, кричала.

Я укачивала её, пела колыбельные, носила по комнате, но всё тщетно. Дочка так и не уснула до тех пор, пока мы не уехали на кладбище. С ней осталась Виринея Гай. Маленькая моя, кого ты будешь называть мамой, если я не вернусь?… За это время жена Прохора обещала довести курицу до совершенства, чтобы достойно нас встретить.

Пока мы делали горячий десерт из яблок — со сдобной крошкой и молочно-ванильным соусом, — пришёл Озирский и сообщил, что Саша Николаев попал в больницу. У него загноилась рана, и врачи побоялись заражения крови. Инесса его навещает, носит передачи, как и положено верной жене. Но это вовсе не значит, что их отношения окончательно наладились. Так уже было не раз, а потом снова начинались разборки.