Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

— И чего бы тебе больше хотелось? — осведомился Кирилл. — Я мгу поступить и так, и этак.

— В ваших интересах выпустить меня, господин генерал, — настойчиво гнул своё Стефан, выделяя голосом обращение к собеседнику.

Он как бы показывал этим, что не оговорился по глупости и наивности, а намеренно шёл на обострение. И прекрасно понимал, насколько это опасно.

— Так-так-так… Молодец! Уроки юриста Тураева усвоил на пять с плюсом. Куда поступать-то собираешься, Стефан? Не на юридический? Из тебя бы неплохой законник вышел. Вроде, и с адвокатом ещё не встречался, а жаришь очень грамотно…

— Я ещё окончательно не решил. Но о юридическом речи не было. Надо подумать на досуге, — дерзко, с вызовом ответил Стефан. — Я и не знал, что это так интересно, даже прикольно — выпутываться из ловушек и охотиться самому. Так я ещё раз прошу вас определиться со мной, и как можно скорее. Моей матери ещё нет в России, но она обещала быть в ближайшее время. Тогда же в Москве появится и наш адвокат. До тех пор я согласен посидеть в камере, но только не в вашем подвале. Потом, конечно, придётся платить мне компенсацию, но за государственный счёт. Жаль, что не за ваш, тогда бы вы были осторожнее.

Стефан, даже не причёсанный, в не до конца высохшей грязной одежде, всё равно был прекрасен. И даже довольно длинная щетина на смуглом лице придавала ему дополнительный шарм. Глаза его блестели, на щеках играл румянец, и Кирилл невольно залюбовался этим поганцем, из-за которого вчера было потрачено столько нервов.

— Скажите же, наконец, что вам от меня нужно. Может быть, я пойду вам навстречу.

Кирилл Григорьевич отошёл к окну, долго смотрел на серое февральское утро. Его стройная фигура на фоне блёклого неба казалась вырезанной из чёрной бумаги. Генерал сменил форму на траурный костюм, чтобы сохранить инкогнито, но этого не получилось. И теперь он вспоминал своих непутёвых детей, которых уже не было на свете, и думал о вопиющей несправедливости Судьбы.

Ему — смелому, красивому, успешному, да ещё женившемуся на скромной невинной Хельви — ниспослали двух подонков, даже не оценивших своего счастья. А шлюхе-шпионке, которая, вероятно, и сама не знала, кто наградил её младенцем, подарили такого сына! Ей вон плевать, что мужа пристрелили, что трое детей без неё страдают. И никакого наказания за непотребный образ жизни…

А Стефан, в свою очередь, вспоминал, что говорил ему о тюремных нравах Артур Тураев. На всякий случай, он сообщил связному основные правила поведения в неволе, потому что изначально допускал такое развитие событий. Теперь, похоже, день настал, и нужно выбираться из этой виллы хоть в забитую до отказа камеру, потому что иначе его никто никогда не найдёт. Стефан понимал это прекрасно и всячески провоцировал генерала.

Если его замысел реализуется, и придётся коротать время в душной дыре рядом с многочисленными соседями, нужно помнить главное. В камерах всегда много доносчиков, и потому нельзя болтать о своих делах. Особенно о тех, что привели тебя на нары. «Не верь, не бойся, не проси!» — вертелось в голове у Стефана. И ещё: «Фильтруй базар!» То есть отвечай за каждое своё слово, даже если тема пустяковая, — тогда будешь цел.

«В кино показывают всякую хрень, — говорил Тураев на Каланчёвке, когда находилась у них свободная минута, и наплывали невесёлые воспоминания. — В моей камере не дрались, не матерились и уж точно не отнимали еду. Все делились сами, когда получали передачу, зная, что точно так же поделятся и с ними. Спрашивают как раз с беспредельщиков, и спрашивают жестоко. Если в тех условиях давать волю эмоциям, заключённые быстро друг другу глотки перегрызут. Условия нечеловеческие, и мужики всё время на взводе. А там ещё и охрана от души добавит, когда начнёт наводить порядок. Так что провокаторов «гасят» сразу, чтобы другим неповадно было…»

— Очень хочется в камеру? — будто бы прочитал его мысли Кирилл Григорьевич, возвращаясь за свой стол. — Думаешь, тебя там мармеладом угощать будут, раз малолетка и иностранец? Это ты, мальчик, ошибаешься, потому что в нашей стране не любят таких, элитных да высокомерных. Другой бы на моём месте давно бы затолкал тебя к таким ребятам, которые «машку» в момент бы сделали. И никакие единоборства не помогли бы отбиться, дурилочка. Но я, хотя бы в память своего сына, не стану обижать чужого. И в изолятор не отправлю тебя хотя бы потому, что там тебе угрожает не меньшая опасность, чем на воле. Не отвези я тебя вчера вечером в свой спортзал, твой растерзанный труп валялся бы сейчас на подмосковной свалке. Вот за это ты и должен благодарить меня, Стефан! Или ты считаешь, что спасение твоей жизни не достойно благодарности?

— Тогда я хотел бы знать, кто и за что решил со мной расправиться, — не моргнув глазом, подхватил Стефан.

Он сидел напротив генерала в расслабленной, вольной позе, и с трудом удерживался, чтобы не закинуть ногу на ногу. Кирилла одновременно и восхищала, и раздражала такая смелость; и он не мог определить, какое же чувство сильнее.

— Охотно отвечу! — в том же тоне пообещал Василенко. — Вот скажи на милость, почему ты называешь меня «господин генерал»? Я разве называл себя так?..

— Вы не называли. Но ведь это правда?

Глаза Стефана вдруг сделались такими большими, что Кириллу стало не по себе. Они словно выступили из орбит, сделав лицо не похожим на обычное, человеческое.

— Или не так? Вы с братом очень похожи, и она генералы…

— Это так, малыш, — грустно вздохнул Кирилл, втайне торжествуя близкую победу. — В отличие от тебя, я человек вежливый, и всегда умею вовремя сказать «спасибо». Так вот, спасибо тебе за то, что мне теперь не придётся доказывать очевидное. То, что ты знаком с Артуром Тураевым, будешь отрицать? Лично я не советую, потому что расшифровка ваших с ним переговоров лежит у меня в сейфе…

— Я не буду этого отрицать, — пожал плечами Стефан. — Он был другом моего покойного отчима. Потом судьба свела нас…

— До кучи — он был ещё и любовником твоей матери, но это сейчас неважно…

Кирилл встал и заметил, как изменилось лицо парня; из благодушного и насмешливого оно стало злым. «Получай, щенок!» — удовлетворённо подумал генерал и продолжал: — А теперь припомни-ка старательно. Говорил ли он тебе между делом, где прячет «досье Вороновича», полученное именно от твоего отчима? То, что ты был связным, забирал части этого досье у тех людей, на которых указывал Тураев, сомнению не подлежит. Всё это зафиксировано, причём совершенно легально, и при случае может быть тебе предъявлено…

— Извините, господин генерал, но брать у людей дискеты законом не запрещено. Это же не оружие и не наркотики, и содержание вполне пристойное. Я ни за что не стал бы выполнять сомнительные поручения! Действительно, Артур говорил мне о каких-то дисках, полученных от Лёвы, но в подробности не вдавался. Мне это ни к чему. Я был просто «шестёркой». Раз или два съездил по адресам — ну и что? Какие ко мне могут быть претензии с точки зрения закона?