Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

С Артуром тогда были Сибилла и Лёвка, объявившие о своей помолвке. Бесстыжие, кричаще счастливые, они занимались любовью едва ли не на улице, и Артур был их личным фотографом. Он, который тоже жил с Сибиллой и знал, что не безразличен ей. На пляжах, на площади у Домского собора, на широкой постели в номере «люкс» — везде сияли их белозубые улыбки, увековеченные японским аппаратом Артура.

Он с мазохистской радостью фиксировал для вечности свой позор, своё поражение, крах всех надежд. А вот сейчас Лёвки нет в живых, от Сибиллы до сих пор никаких вестей, а сын её Стефан публично обвинён в убийстве. И спасти его может лишь тот самый неудачливый любовник в пунцовой футболке, который когда-то ловил в объектив счастливую пару на фоне голубых шёлковых волн Балтики и узких рижских улочек.

Тогда он привёз в подарок отцу рижский бальзам Абрахама Курца — как и полагается, в керамических бутылках. Им обоим тогда было так хреново, что хотелось нажраться в хлам. Но они сдержались — выпили только по две рюмки. И с тех пор Артур ни когда не бывал в столице Латвии. Просто потому, что тот чудесный бальзам из двадцати пяти ингредиентов, собор Святого Петра на Ратушной площади с петушком-флюгером на шпиле, узенькая улочка Розена — всё напоминало о Лёвкином счастье и о горе самого Тураева.

С виду сё было чинно и благородно. Маленькая компания проводила дни с размахом и вкусом. В кафе «13 стульев» они смаковали знаменитый кофе с тем самым бальзамом, а потом шли в ресторан «Розен Гралс». Сибилле непременно потребовалось попробовать блюда средневековой кухни — без картофеля и помидоров. Лёвка, конечно, назвал ресторан китчевым, да и Артур не очень-то жаловал. Но воля Сибиллы была для обоих законом.

Друзьям гораздо больше хотелось побывать на улице Яуниела, где в советские времена всегда снимали «заграницу». Профессор Плейшнер, д'Артаньян, Шерлок Холмс — все в своё время отметились здесь, прославив улицу на весь Союз. Но Сибилла этих фильмов не видела, и потому тащила своих мужчин то к Ратуше, то к Домскому собору, который на самом деле назывался церковью Святой Марии. Таким же было и второе имя новобрачной.

… Лифт ещё поднимался на шестой этаж, а Артур уже стаскивал с себя отцовскую дублёнку; потом отдал водителю шапку и шарф. Он не знал, что скажет сейчас домашним отца, и сколько придётся здесь ждать отъезда в Долгопрудный. Артур мысленно говорил со Стефаном и умолял его держаться, несмотря ни на что. В то же время он понимал, что держаться будет безумно трудно — ведь ТЕ за два дня угробили пятерых.

— Я посижу здесь, — глухо сказал Артур, опускаясь в кресло, стоящее в холле наискосок от лифта и закрывая глаза.

Он очень боялся, что водитель станет о чём-то спрашивать, но тот просто кивнул и шагнул обратно в лифт, держа в охапке отцовскую одежду.

… О задержании Стефана Силинга Артур Тураев узнал рано утром из выпуска новостей на той же радиостанции, где вчера передавали сообщения об убийствах и суицидах. А в конце вчерашний юношеский голос сообщил, что парень оказался невиновным и в связи с этим был отпущен на свободу. Артур не знал, как реагировать на неожиданное освобождение связного. Почему-то оно даже скорее испугало его, чем обрадовало.

На блестящем, кремового цвета «Ситроене», в обществе трёх родственников Артур как раз подъезжал к Долгопрудному. Там он прилип к телевизору, но ни разу так и не услышал ни о дальнейшей судьбе Стефана, ни о том, что сам находится в розыске. Тем не менее, его ждали в дороховской общаге, у матери, даже у Ирины Валитовой и родственников Льва Райникова. Не искали только там, где он нашёл убежище, — в красном кирпичном особняке, неподалёку от канала имени Москвы.

Наконец-то устав слушать радио и смотреть телевизор, Артур забылся беспокойным сном в зашторенной комнате. Он ворочался с боку на бок и больше всего на свете боялся проснуться — чтобы ни о чём не вспоминать, не тревожиться, не думать…

— Ты благодарить меня должен, а не рыпаться тут! — раздражённо бросил Кирилл Василенко Стефану Силингу, которого полчаса назад охранник привёл в кабинет из спортзала.

Там пленник генерала провёл ночь, немного поспал на матах, но от завтрака отказался и потребовал немедленно его отпустить. Раз ему самому заявили, что настоящий убийца несчастной женщины найден, и даже передали это в эфир, на каком основании его задерживают не в милиции даже, а в частном коттедже?

Если есть вопросы, то пусть их побыстрее зададут, после вернут его в Москву, к экономке, о здоровье которой он беспокоится. Несовершеннолетних вообще нельзя надолго задерживать, не извещая родителей или опекунов. Знает ли господин генерал, что он в очередной раз нарушает закон?

Кирилл Григорьевич вздрогнул, услышав последнюю фразу, потому что звания своего он Стефану не называл, и говорил с ним как обыкновенный следователь. Отлично, молокосос прокололся, показав, что знает в лицо обоих братьев. А это могло быть только при том условии, что он читал или видел досье Вороновича.

Братья, очень похожие внешне, оба были генералами, и за кого принимал его Стефан, Кирилл не знал. Да и не важно это было сейчас, когда до вожделенной цели оставался всего один шаг. Сам того не желая, Стефан здорово помог ему. И оставалось лишь убедить мальчишку сообщить всё, что он знал о досье.

На крайний случай Василенко оставил допрос «под химией». Он приготовил диктофон и договорился с гебешним переводчиком. Скорее всего, «в отключке» парень заговорит по-шведски, и его откровения потом расшифрует очень опытный в этих делах специалист.

Но сначала нужно попробовать уговорить его добром или взять на понт. И лишь потом, если пацан упрётся рогом, сперва припугнуть его «коктейлем правды». А уже потом применить «сыворотку», потому что поганец действительно малолетний, хоть уже кучу девок и даже одну бабу оттрахал. Да ещё иностранец с двойным гражданством, с хорошими связями у дипломатов. И обижать его нежелательно — это не какие-то там Люба Жестерова или Егор Зимин. Скандал может выйти громоподобный. Цунами прокатится по страницам иностранной прессы, и тогда никакими презентами не откупишься. Лучше пока тишком да ладком. А если уж совсем невмоготу окажется, то под рукой всегда есть Аргент…

— Я не очень понимаю, за что мне вас благодарить!

Стефан тряхнул головой, и длинная, сейчас не уложенная феном прядь тёмных волос упала ему на плечо.

— Если меня продолжают в чём-то подозревать, тогда должны оформить это по закону, вызвать родителей и адвоката. Если же никаких претензий нет, немедленно отпустить. Я обещаю в этом случае претензий не предъявлять и компенсации не требовать. Но если вы продолжите меня удерживать, я буду жаловаться. По счастью, я не бесправный российский гражданин, и милиции не боюсь. Вы сами боитесь, потому и привезли меня сюда, не оставили в камере, не оформили документы. У вас нет надо мной полной власти, и вам пришлось снять с меня обвинения в убийстве. Вы не хотите оставлять следов. Значит, у вас два выхода. Вы должны или уничтожить меня, или немедленно освободить.