Евгений Ивин - Откровения секретного агента

— Куда собралась?

— В туалет хочу! — отозвалась зло Люба и попыталась выдернуть руку.

Бандит с садистским наслаждением заглядывал ей в лицо и улыбался мерзкой улыбкой.

— Потерпишь! Не разорвет тебя. Давай с тобой поиграемся, — предложил он. — Погляди, какой я здоровый мужик. Не то что твой псих, видишь, слюни распустил, — презрительно улыбался бандит, наслаждаясь властью и превосходством.

Люба села немного в сторону от бандита и поглядела зазывно ему в лицо.

— А ты не убьешь меня? — спросила она игриво.

— Что ты, красотка! — обрадовался левша и сразу придвинулся к ней вплотную.

Теперь он был близко от меня. Я сидел к нему вполоборота и краем глаза видел его нахальную рожу.

— Т-а-м у н-е-е е-с-ть з-о-л-о-т-о, в ш-к-а-ф-у, — сообщил я, как и прежде растягивая слова и слегка заикаясь.

Бандит вдруг преобразился, вскочил, подбежал к двери кухни и крикнул:

— Корж, ищите в шкафу золото!

Тут же появился лысый толстяк.

— Какое золото? — спросил он заинтересованно.

— Псих сказал: «Т-а-м у н-е-е е-с-ть з-о-л-о-т-о в ш-к-а-ф-у», — натурально передразнил он меня, растянув слова и слегка заикаясь.

— Блеск! — обрадовался толстяк и скрылся за дверью.

Левша вплотную пододвинулся к Любе и положил свою лапу к ней на колено. Она вздрогнула от омерзения, как от прикосновения жабы. Бандит задрал на ней халат и положил на стол «беретту». Момент был идеальный. Я вполоборота резко повернулся на стуле и выбросил вперед левую руку. Пальцы, раздвинутые в форме латинской «V», вонзились ему в оба глаза. Он глухо вскрикнул, зажмурившись, и откинулся на спинку скамейки. Я схватил пистолет и нанес ему сильный удар в лицо. Бандит сразу потерял сознание и стал заваливаться на Любу. Она отпихнула его и вскочила на ноги. Левша упал головой на стол и в таком положении замер.

— Кричи посильнее: «Ой, больно!» Кричи, визжи! — тихо приказал я Любе.

И она закричала, громко и визгливо:

— О-ой! Бо-ольно-о! Отпусти-и-и! — Но это не был крик боли и отчаяния, это скорей была радость и восторг, а не страх и боль пытаемого человека. Люба завизжала так, что аж в ушах зачесалось.

Я стал за колонку, зажав в руке пистолет.

Первым в кухню влетел длинный и тут же получил удар пистолетом в переносицу. Может быть, она хрустнула, может быть, это мне показалось, но ноги бандита подкосились, и он упал на колени.

Лысый подоспел вовремя и сразу оценил ситуацию, когда увидел у меня пистолет. Он подхватил одной рукой длинного бандита и закрылся им, как щитом. Второй рукой торопливо рвал из-за пояса длинноствольный «манлихер». В его глазах я увидел животный страх, и торжествующе-мстительное чувство охватило меня. Вот вам за все дни, которые нам пришлось пережить с Любой, когда за мной устроили настоящую охоту, загоняли, как зверя под машину, сидели в засаде в подъезде и теперь глумитесь над беззащитными, приговоренными к смерти, рылись в наших шкафах и комоде, распоряжались нашими жизнями. Я мог бы легко прострелить ему ту часть башки, которая высовывалась из-за длинного бандита, но он мне был нужен живой.

— Руки, сволочь! — заорал я на него.

Но лысый не хотел сдаваться, он еще надеялся выскочить. Может быть, ему было страшно сдаться, он же видел, во что я превратил его подельщиков. Прикрываясь обмякшим телом длинного, он наконец выдернул из-за пояса пистолет. Но я выстрелил ему в колено, лысый взвыл от боли и уронил оружие. Заваливаясь назад, он потянул за собой бесчувственное тело длинного и оказался под ним.

Теперь молниеносный допрос, пока не прошел шок. Лысый пытался выбраться из-под тела длинного.

— Кто приказал? — крикнул я бандиту, подступив к нему вплотную.

Он молчал, тогда я дал ему ногой по простреленному колену, и бандит взвыл, ухватившись за ногу обеими руками.

— Кто приказал? — повторил я вопрос жестко.

Я не заметил, как Люба, эта умница и преданный мой друг и товарищ, достала из шкафа диктофон и поставила на пол.

— Пусть теперь говорит! — сказала она дрожащим голосом.

Бандит не отвечал и продолжал скулить и стонать. Я поднял пистолет и выстрелил ему в другую ногу выше колена. Он заорал благим матом, видно, боль была невыносимой.

— Я тебя продырявлю как решето, но умереть не дам! Ты все равно все расскажешь, пока за тобой придут! — Я прицелился в ногу выше простреленного места. И бандит сдался.

— Я скажу! Все скажу! — завопил он в ужасе, понимая, что я выполню свою угрозу и молчать ему не имеет смысла, только увеличится количество ран на ногах. — Из уголовки майор Черняков. На мне мокрое дело, он обещал помочь, если мы тебя пришьем и возьмем красную записную книжку. Там был еще один, но он молчал, только раз сказал: «Смотрите не промахнитесь!»

— Как он был одет? Как выглядел? Опиши!

— Не могу, мне очень больно, — застонал лысый.

— Будешь истекать кровью, сволочь, пока не сдохнешь, если не расскажешь все! — пригрозил я ему.

— В костюме с ярким галстуком, у нас таких не делают. Седой, еврейский нос и уши.

«Конечно Абрамыч», — подумал я удовлетворенно.

— Люба, веревку, там, в ванной!

Люба, перешагивая через тела бандитов и с опаской поглядывая на них, проскользнула в дверь и через несколько секунд вернулась с мотком бельевой веревки.

Я сбросил бандита с кухонного стола на пол. На месте, где лежала его голова, натекла лужица крови. Подтащил сюда длинного и захлестнул на их шеях одну петлю, так что при движении одного она будет душить другого. Вторым концом веревки связал их ногами вместе, подтянув повыше, чтобы любая попытка двинуть ногами душила обоих.

— А этого? — спросила с тревогой Люба, указывая на раненого бандита. — Может, перевязать его? — посмотрела она вопросительно на меня. В ее глазах я прочитал сострадание, ей уже было жалко истекающего кровью человека. Она в эту минуту забыла, что еще десять минут назад он мог в любую секунду лишить нас жизни.

Нет, я не буду облегчать ему страдания. Пусть скулит и стонет, сволочь поганая! Пусть истекает кровью!

— Это будет для него большая роскошь! — ответил я жестко. — Звони, Люба, пусть забирают эту падаль!

Она полезла рукой вниз под колонку, пошарила там и вытащила мою красную записную книжку и, не скрыв торжества, показала ее бандиту. Но тому уже было все равно, от потери крови он уже ослабел и помутневшим взглядом умоляюще глядел на меня.

Люба полистала книжку, набрала телефон, подождала и сказала:

— Простите, можно Германа Александровича?

Вот это да! Люба понимала, что сейчас наше спасение в полковнике Лазареве. Если он захочет помочь…

— Это Люба Головина, жена Анатолия. — Пауза, потом она умоляюще сказала: — Срочно приезжайте к нам! Срочно! — и положила трубку.

До приезда Лазарева мы сидели в кухне, перед нами лежали тела бандитов. Левша наконец пришел в себя и не мог понять, что с ним происходит; глаза его не видели; либо я их выбил, либо сильно травмировал. Бандит подвигался и замер: может быть, понял, а может быть, и не понял, что его песенка спета.