Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Кстати, Рихард, — спохватилась Чехова, — разрешите представить вам господина Хартмана.

Франс протянул руку:

— Оберштурмбаннфюрер Хартман, если позволите.

Бровь Чеховой удивленно приподнялась. Рихард склонился в поклоне.

— Какая разномастная здесь публика собралась, — вежливо заметил Зееблатт.

— Да уж, кого только не встретишь, — машинально согласилась Ольга.

— Для вас это неожиданность? — спросил Хартман.

— Для меня это — атмосфера. — Чехова мягкой ладонью поправила тюрбан сзади. — В такое время, как говорят у русских, трудно собрать ягоды с одного поля.

— К тому же многие туговаты на ухо, — невпопад подхватил Зееблатт.

— С чего вы взяли?

— Прислушайтесь. Все говорят одновременно!

В эту минуту на входе в усадьбу возникло некоторое оживление.

— Прошу простить, господа, но я должна вас покинуть, — просияв, сказала Чехова. — По-моему, пришла Эмми Геринг. Мне нужно ее встретить.

— Эмми Зоннеманн, — уточнил Хартман, когда Чехова унеслась к подруге. — Между прочим, неплохая актриса. Я хорошо помню ее в «Обервахмистре Швенке». Все-таки брак с рейхсмаршалом Герингом разрушил ее карьеру.

— Увы, поднявшись на такую высоту, приходится жертвовать очень многим. Если повезет, мы увидим сегодня и Еву Браун. Она давно дружит с фрау Чеховой.

— Что вы говорите? — обрадовался Хартман. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Одна моя знакомая актриса, рассказывая о встрече с фюрером на каком-то важном приеме, назвала его человеком богемы: по личностным чертам. Мне кажется, это верное определение. Его мягкость, внимательность, его непруссачество, а скорее эдакая изощренная австрийскость, как отмечают многие, располагают к нему людей тонкого темперамента. Полагаю, Ева Браун близка фюреру именно по этим характеристикам.

— Как это вы точно подметили! — подхватил его собеседник. — Ведь не секрет, что и партию фюрер начинал строить по образцу католической церкви, а это же — Вена, собор. Да-а. Жаль, что этого не понимают в Ватикане. — Он незаметно откусил заусенец на мизинце.

— Интересное наблюдение. Об этом стоит подумать. — Хартман достал портсигар, предложил барсуку сигарету, и они закурили. — Устранившись, Ватикан желал сохранить место арбитра. Но, как в спорте, такая позиция в лучшем случае гарантирует место комментатора в бульварной газете, которого никто не слушает. Хорошо уже то, что святоши не прогнули стальной характер нашего фюрера, и к началу войны он выпестовал крепкого немецкого рабочего лба и кулака.

— Вот из таких противоречий и высекается характер настоящего отца нации. — Барсук поднял бокал. — Прозит! За неповторимый аромат богемы!

— Прозит! — Хартман пригубил свой коньяк.

— Прошу меня простить, я не успел представиться, — склонил голову собеседник. — Рихард Зееблатт, член НСДАП с тысяча девятьсот тридцать четвертого года, врач высшей категории.

— О, замечательно! А я, как вы, надеюсь, слышали, Франс Хартман, управляющий отеля «Адлерхоф».

— О!

— Вы врач какого профиля, позвольте узнать? — поинтересовался Хартман.

— Немаловажного для любых времен, — расплылся в улыбке Зееблатт. — Уролог. У меня клиника в Берлине и частная практика — в равных долях.

— Что вы говорите? — обрадовался Хартман. — Какая удача! Вы-то мне и нужны, дорогой доктор.

— Да-да, что такое? — профессионально нахмурился тот.

— Понимаете, мой отец давно лечит пиелонефрит. С переменным успехом. С недавнего времени я стал выписывать ему лекарства из Швеции, довольно редкие. Однако наш врач на две недели уехал в Мюнхен. И возникла проблема. Необходимо разобраться в дозировке и графике приема препаратов, а также оценить их эффективность. Если бы, господин Зееблатт, вы помогли мне, я был бы вам безмерно признателен.

— Что ж, с большим удовольствием, — охотно согласился Зееблатт.

— Кстати, может быть, какие-то из этих лекарств покажутся вам интересными и для вашей практики. Отель шведский, у меня имеется постоянная возможность получать кое-что из-за границы, причем абсолютно легально.

Глаза Зееблатта загорелись:

— Правда? Это было бы очень, очень кстати. Сейчас такие трудные времена, лекарств катастрофически не хватает. Доступны только наши, но они покрывают далеко не все потребности. Есть нюансы, да, есть нюансы…

— Отлично! Вас устроит, скажем, послезавтра, часа в четыре пополудни? Я мог бы пригласить вас в ресторан одного моего хорошего друга в двух кварталах от Александерплатц. Называется «У белого вола». Там подают великолепные печеные колена, если повезет, конечно, и рагу из бычьих хвостов. Роскошное венгерское вино и чай — такого чая вы не сыщете во всем Берлине. Чистый дух Альп. Так как, договорились?

— Почту за честь, дорогой господин Хартман.

— Прекрасно! Еще по бокальчику?

— С удовольствием.

Издали за ними внимательно следила Дори, одолеваемая вниманием подвыпивших офицеров. Тем временем Чехова, придерживая подругу за локоть, увела возбужденно щебечущую Эмми Геринг в гостиную на втором этаже, оставив гостей наслаждаться обществом друг друга. Бриллиантовый дым постепенно развеивался. Танцующих стало меньше, да и те заметно устали. Музыканты натужно удерживали задорные ритмы. Разговоры благополучно скатились к сводкам с фронтов и авианалетам.

Всплески казарменного хохота там и тут знаменовали собой истощение официальной части светского раута. Кто-то уронил бокал. Послышалось нестройное пение.

Снаружи шел сильный дождь.

Хартман спешил. Какое-то темное чувство волка, предвосхищающего облаву, когда ее даже еще не слышно, подсказывало ему, что время ускоренно сжимается и, если не поторопиться, можно не успеть сделать, что должен. Ему вдруг пришла на ум фраза, сказанная однажды старым другом Эрнстом фон Носке: «Когда у подпольной организации существует канал прямой связи с Центром, провал бывает неизбежен».

Было решено провести встречу Виклунда с Эбелем в доме Хартмана и в присутствии Хартмана, на чем, с подачи Франса, настоял Виклунд. В доме не было прослушки, во всяком случае, ее не обнаружил Майер, который оперативно разместил аппаратуру СД, установив микрофоны в разных точках; кроме того, это место воспринималось вполне естественным и разумным для визита завербованного «Интеллидженс сервис» агента.

Накануне встречи Шелленберг тщательно инструктировал Хартмана, стараясь увидеть в нем вдумчивого союзника, а не простого исполнителя своих замыслов.

— Эбель не разведчик, — говорил Шелленберг. — Он гражданское лицо, ученый, попавший под каток обстоятельств. Это надо учитывать и во время встречи вести его.