Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Эх, Франс, какой же ты… неосторожный. Я приставлена к тебе гестапо. Меня заставили, вынудили… Моя семья, родители… они в концлагере. И только от меня, от моего согласия работать с гестапо зависит их жизнь. — Она подняла на него глаза. — Но я почти ничего им не говорила. Ведь я кое-что видела… и у Чеховой, этот тип, он был тебе нужен, я ничего им не сказала. И про твоих друзей из люфтваффе… я ничего, ничего им не сказала… А час назад я слышала… они что-то раскопали. Они едут к тебе… Меня послали задержать тебя… задержать, понимаешь?

Хартман огляделся: коридор был пуст. У него не было времени разбираться, но одно ему было ясно — Дори не лжет. Он взял ее под руку и пошел с ней к выходу.

— Сейчас мы выйдем из отеля, — тихо сказал он, — и ты пойдешь в сторону Юнггассе. Там стоит черный «БМВ», скажешь, что ты от меня, и сядешь в него. Все остальное — потом.

В холле было пустынно. За стойкой возился портье. В одном из кресел в обществе своего бульдога развалился Джорджи Танцуй-нога. Всю ночь он резался в карты с малознакомым майором из службы тылового обеспечения, пока под утро тот не свалился замертво, так и не отыгравшись. Джорджи покинул его номер с солидным барышом, бутылкой коньяка и плотным туманом в голове.

Стараясь не спешить, Хартман с Дори спустились по главной лестнице и направились к выходу. Откуда-то появился Отто Сюргит. Увидев, как Хартман выходит из отеля, он заметался, вдруг выхватил из-за пояса пистолет и рявкнул срывающимся голосом:

— Стоять! Гестапо!

Однако Хартман уже был на улице и не услышал крика Отто. Тот рванулся было за ним, но внезапно был остановлен пронзительным свистом. Отто обернулся. Прямо на него смотрело дуло парабеллума, который обеими руками сжимал Джорджи.

— Ты чего? — пролепетал изумленный Отто.

Выстрелы из двух пистолетов прозвучали почти одновременно.

Двойные двери погасили звуки, и Хартман хоть и услышал их, но не обратил внимания. Они вышли на тротуар. Улица была пуста. Хартман закурил. Он слегка подтолкнул Дори, и она неуверенно направилась в сторону переулка, где стоял черный «БМВ» с работающим двигателем.

Гесслиц облегченно выдохнул: сейчас Хартман сядет в автомобиль Андреаса и уедет из Берлина, а там ищи ветра в поле. Он повернул ключ зажигания, двигатель послушно заурчал, он готов был уже выжать педаль газа, как вдруг вдалеке из-за поворота вывернули два «Мерседеса» и понеслись в сторону «Адлерхофа».

Он сразу понял, кто это. Недолго думая, Гесслиц распахнул дверцу своего «Опеля» и грузно вывалился из него, вытаскивая из кобуры «Вальтер». «Мерседесы» уже поравнялись с ним, когда, отчаянно хромая, он выскочил им навстречу. Выстрелы пришлись в основном на вторую машину, которая вильнула в сторону и влетела в мусорные баки. Из нее выскочили двое эсэсовцев и открыли ответный огонь.

Все случилось в считаные секунды, но этого хватило, чтобы Хартман сумел сориентироваться. Двумя выстрелами он остановил головную машину гестапо. Выплюнув сигарету, он, стреляя, побежал на противоположную сторону улицы, чтобы рассмотреть, как там Гесслиц, когда пуля, ударив ему в грудь, сбила его с ног.

— Фра-анс! — Истошный визг Дори прорезал ломаный треск перестрелки. Она почти дошла до Юнггассе, но оглянулась и увидела падающего Хартмана. Словно наткнувшись на невидимую преграду, Дори остановилась и, схватившись руками за голову, бросилась к нему. Из переулка с натужным рычанием выскочил «БМВ» Андреаса. Лежа на тротуаре, Хартман пытался сменить пустую обойму, правая рука онемела и не слушалась. Он не видел Гесслица: там, где он был, больше никто не стрелял.

Дори показалось, что она споткнулась — ну да, конечно, она просто споткнулась… Пуля отбросила ее вмиг ослабевшее тело на заднюю часть кузова несущегося мимо нее «БМВ» и оставила лежать на мостовой бесформенным комом пестрой ткани.

Андреас затормозил возле Хартмана. Пригнувшись, он вылез из машины, зацепил рукой ремень автомата, вырвал его с заднего сиденья и дал длинную очередь по бегущим к ним гестаповцам.

— Прыгай в машину! — заорал он Хартману. — Можешь?

Хартман перекатился на левый бок, приподнялся на локте и поджал ноги, чтобы подняться. Ему удалось наконец поменять обойму, он сделал пару выстрелов, после чего придвинулся к Дори, подтянул ее к машине и втащил на заднее сиденье. Андреас заскочил следом. Через опущенное стекло боковой дверцы Хартман расстрелял оставшиеся патроны, пока Андреас заводил автомобиль, молясь, чтобы не пострадали электрика или топливная система. Двигатель взревел. Андреас включил задний ход и на предельной скорости погнал машину назад. Поравнявшись с Юнггассе, он переключил скорость, свернул в переулок и помчался в сторону Шпандау, рассчитывая выскочить из города по проселочным дорогам, на которых редко устанавливались кордоны.

— Возможно, придется переждать в одном тихом месте! — почему-то крикнул Андреас. — Как ты?

Хартман не ответил. Воспаленно дыша, он нагнулся к лицу Дори и коснулся щекой ее губ. Дори была мертва.

Из прибывших к «Адлерхофу» восьми гестаповцев были убиты четверо. Шольц не пострадал, а вот Ослин так и остался сидеть на переднем сиденье «Мерседеса» с таким же мертвым выражением, которое не сползало с его лица, когда он был жив.

Ванин понимал уязвимость своей позиции в отношении группы Рихтера: ни одна разведка не одобрит самодеятельности в контактах с вражеской службой безопасности. А Баварец сделал ход, не санкционированный Центром, и хотя Рихтер взял на себя ответственность за такое решение, Меркулов лишь утвердился в намерении оборвать связь с агентурой, на которую пало его подозрение. Рассчитывать на лояльность Берии можно было до определенного предела: все знали, что нарком верит исключительно фактам, но не словам, какими бы убедительными они ни были. А с фактами дело обстояло все хуже и хуже. Судя по последней шифровке, погибла как минимум радистка, и теперь Центр мог только отправлять сообщения, ничего не получая в ответ. Судьба остальных членов группы была под вопросом.

И все-таки Ванин верил Рихтеру, и то, что Баварец, вопреки приказу уходить, пошел на контакт с Шелленбергом, он считал верным шагом.

В соответствии с давно утвержденным регламентом, все донесения, поступающие в Центр от зарубежных резидентур, сперва попадали в отдел расшифровки. Далее производилась их сортировка и углубленная проверка военными, политическими и ведомственными экспертами. Предоставленные агентами сведения сопоставлялись с аналогичными, полученными из других источников: все данные подвергались сомнению и предметно, детально анализировались. Вывод по достоверности каждого факта должен был быть доказательно и всесторонне обоснован и подтвержден соответствующими аргументами.