Александр Усовский - Contra spem spero

— Эгер тюрк аламат? [2] Ты понимаешь по-турецки? (турецк.)

Настойчивый, зараза…. Что ему ответить? И на каком языке? Кажись, отвечать придётся — эвон как он решительно мне в бок автоматом тычет…. Любопытство его, вишь, разбирает. Ладно, отвечу, всё одно ни хрена не понимаю, что он там балакает…

— Украина. — Я ж украинец по паспорту…. Хотя…. Где тот пачпорт? По ходу, не у них, точно — раз любопытствуют так настойчиво. Где-то у меня в карманах? Если бы был — эти, в камуфляже, ещё вчера вытащили бы; хотя и редко я в сознание приходил, но помню, как они меня тщательно шмонали после перевязки…. Телефон забрали, с которого я последнее письмо отправил. Деньги — ну, это мелочь, сотни полторы от силы…. Чёрт, куртка! Паспорт — в куртке! В нагрудном кармане! А куртку, помнится, перед самой заварухой одел Туфан…. В ней его, кстати, и успокоили — шесть или семь пулевых, как минимум три — смертельных, в голову…. То есть украинец — выходит, как раз покойный Туфан Сарыгюль, а я, получается — турок? Хорош турок, три слова по-турецки….

Допрашивавший осклабился.

— Украина? Наташка? Давай-давай?

Дались им эти наташки…. Да, ничего не скажешь, шлейф после себя наши бабы оставили в Турции и в прочих египтах — стыдобы лет на сто, не меньше.… Хотя, по ходу, то, что я — украинец, его вроде как обрадовало. Ладно, посмотрим, что будет дальше.

Дальше в палатке появился давешний доктор — который позавчера, сразу после короткого, но яростного огневого боя, делал ему перевязку. Ничего, опытный, чертяка….

Доктор уверенно уселся у его импровизированного ложа, посчитал пульс, послушал сердце, осмотрел перевязанную рану, перебросился парой фраз с охранником — чёрт его знает, на каком языке! — а затем, достав из саквояжа пачку одноразовых шприцов и несколько коробок с ампулами, деловито принялся готовить укол.

Что этот эскулап ему собирается колоть, интересно? Переливание крови вчера он ему сделал весьма ловко — а, учитывая, что происходило это в голимой пустыне, то даже мастерски — а сегодня, судя по склянкам, будет вкачивать глюкозу и ещё что-то, не разобрать, что там на них написано…

Игла шприца вошла в предплечье махом, он практически ничего не почувствовал. Доктор ловко опустошил один шприц, второй, третий…. По телу вдруг разлилось мягкое тепло, боль, до сих пор нудно терзавшая раненое плечо, исчезла, вместо неё он почувствовал вязкую истому. Обезболивающее, по ходу, весьма неслабое…. Однако здесь не церемонятся с подбором медикаментов! Хотя — медикаментов ли? Странная реакция организма…. Как будто его накрывают невесомым пуховым одеялом. Что ж так в сон тянет? Глаза закрываются помимо воли, слабость в конечностях, шебуршание доктора всё дальше, дальше…. Спать, спать…. Аллаху ак….

Ага, кузов грузовика. Давешний часовой — дрыхнет, привалившись к борту. Штабель деревянных ящиков в противоположном углу, судя по всему — из-под какого-то военного имущества; на полу — груда чего-то вроде палаток, какое-то железо…. Жаль, что темно, не разберешь, что на этих ящиках написано — а что написано, видно, белеют какие-то буквы…. Сначала показалось, что стоим, но теперь ясно — по едва слышному гудению мотора и трансмиссии, по подрагиванию кузова — нет, не стоим. Куда-то едем — причём едем медленно, осторожно. За бортом — глухая ночь, в прорезь брезентового тента видать иссиня-чёрное небо с хороводом ярких, совсем не русских, звёзд. Холодно, чёрт!

Интересно, куда это мы едем? Судя по расположению Большой Медведицы — куда-то на юго-запад; хм, любопытно.… В Сирию? Что не в Мосул или Эрбиль — точно; и что не по проторённой дороге, тем более — не по шоссе — тоже ясно. Грузовик армейский, полноприводный, и чешет прямиком по пустыне — эвон как его на кочках-то подбрасывает…

Одиссей ощупал повязку на раненом плече; бинт приятно-свежий, перевязка сделана максимум часа полтора — два назад. Значит, бинтовали, пока он в бессознанке лежал.… Стало быть, нужен им живой, раз так заботятся. Что радует — хотя, подумавши, радость здесь небольшая. Мало ли для каких целей им живой европеец нужен… Чёрт, пить охота — спасу нет! Этого, что ли, разбудить?

— Эй, часовой! Часовой!

Дремавший у дальнего борта бородач проснулся, спросонья дёрнулся, едва удержав винтовку — что любопытно, не «калаш» и не М-16, а тридцать третий «Хеклер-Кох» под ремингтоновский патрон, хорошую, надёжную немецкую машинку — после чего, протерев глаза, вопросительно уставился на Одиссея.

— Воды дай! Воды! Вассер! Или как там, по-вашему…

Бородач кивнул, достал откуда-то из-за спины здоровенную баклагу, литра на полтора, свинтил крышку, и, перегнувшись через груду палаток — протянул её Одиссею.

Чай! Прелесть какая! Не горячий, но и не едва тёплая бурда, в самый раз пить! Что-то, а чай в здешних местах заваривать умеют…

Одиссей в три подхода опустошил баклагу, благодарно кивнул своему поильцу, а затем, с немалыми усилиями (раненое плечо не сказать, чтоб шибко болело, но туго наложенная повязка изрядно сковывала его действия) перекинул пустую ёмкость владельцу. Тот потряс её над ухом, удовлетворенно кивнул, а затем спросил:

— Аш мысын? — и для наглядности изобразил процесс черпания еды ложкой из миски. Ага, ясно, спрашивает, буду ли я есть. Ну, вот а как ты думаешь, чёртушка, если я последний раз ел в ночь на Крещение — уж не знаю, сколько дней назад? Одиссей согласно кивнул и бросил часовому — скорее, для проформы:

— Буду. Что у тебя на ужин?

Тот не ответил, подтянул к себе рюкзак, достал из него пластиковую коробку, открыл её, и таким же макаром, как и баклагу — протянул Одиссею.

Кило с лишним где-то. Недурно.… Так, что у нас тут на ужин? Ага, судя по запаху — куски жареного мяса, какие-то запечённые овощи, жёлтенькие кругляши — понятно, курага, какая-то зелень…. По набору продуктов ясно, что эти непонятные хлопцы считают его ценной добычей — каковую надобно содержать прилично; другие на их месте сухой лепешкой и ломтем овечьего сыра ограничились бы — а эти, смотри, почти ресторанный обед ему подготовили. Чтоб, значит, раненый пленник за обильным достарханом позабыл, что он в плену…. Ладно, что там будет впереди — неизвестно, но подкрепиться в любом случае надо — силы нам ещё ох как могут понадобиться!

Ужин (или обед? Чёрт его разберёшь…) оказался недурён. Знать бы ещё, куда мы едем…. У этого, что ли, спросить?

— Сарбоз, куда едем, не скажешь? Мосул, Эрбиль, Багдад?

Тот отрицательно покачал головой.

— Багдатта кетмийор. Диелим бизим комутан гитмек! [3] В Багдад не едем. Едем к нашему командиру! (турецк.)

Вот чёрт нерусский…. Ладно, рано или поздно — выясниться, куда мы едем; теперь же, после такого славного приёма пищи… как там говорили, на картошке — «После сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать»? Ну вот, не будем нарушать традиций — тем более, ночь на дворе.