Джон Бакен - Три заложника

Сперва это меня ошеломило. Безоружный, в безлюдных горах, я оказался один на один с, пожалуй, лучшим стрелком в Англии. Самым разумным выходом было бы попытаться ускользнуть и вернуться домой. У меня было достаточно времени, чтобы добраться до Сумасшедшего ручья задолго до того, как Медина поднимется по гребню. Но этот вариант даже не пришел мне в голову. Игра должна быть сыграна здесь и сейчас, и я выбрал продолжение. Но, признаюсь честно, в течение нескольких минут я был близок к отчаянию. На что я мог надеяться: на свои навыки скалолаза, на наступление темноты?

Потом я взял себя в руки и начал размышлять хладнокровно. У Медины всего два пути. Либо он сразу поднимется в верхнюю часть корри, либо двинется по его крутому правому склону, который спускается к долине. Второй путь для него безопаснее, но сулит неожиданности, так как я могу появиться прямо перед ним на вершине одного из склонов. Следовательно, он предпочтет корри, заваленный каменными глыбами и изрезанный ущельями.

Укрывшись в кустах, я осмотрел это место в бинокль и с радостью обнаружил там стадо пасущихся оленей. Медина не мог подняться на склон корри, не спугнув этих животных. Значит, с этой стороны я защищен, и мне остается следить только за гребнем.

Но пока я изучал местность, у меня появился новый план. Медина – в этом я уже не сомневался, – начнет подниматься по склону корри, но не сразу заметит оленей, так как они находятся на маленьком плато и не видны снизу. Прямо напротив меня высится темная стена Вышки, ветер дует мне в спину и прямо на нее…

И тут я вспомнил один охотничий фокус, которому меня научил Ангус – как сделать, чтобы ветер понес запах охотника в сторону расположенной напротив скалы, а затем отразился от нее и повернул обратно. При этом олень, находящийся у подножия скалы, почует его и помчится прямо на охотника. Итак, если я позволю своему запаху достичь Вышки и вернуться, это заставит оленей на плато перемещаться в мою сторону. Скорее всего, они направятся в расселину, которая ведет в еще один небольшой корри, и должна казаться потревоженным животным естественным убежищем.

Я поднялся в полный рост на фоне неба, зная, что Медина еще не может меня видеть, и позволил ветру, который постепенно набрал силу, растрепать мои волосы. Постояв так минут пять, я снова залег и направил бинокль на оленей. Спустя какое-то время они заволновались – сначала самки, а потом и молодые самцы подняли головы и повернулись в сторону Вышки. Потом один из оленят пробежал несколько ярдов вверх, за ним последовала пара самок, а затем, словно повинуясь внезапному порыву все стадо начало подниматься в гору. Они не были слишком напуганы, поэтому не спешили. И наконец я с удовлетворением увидел, все они направляются к расселине, ведущей к Красному ручью.

Медина должен был это заметить и прийти к однозначному выводу: где бы я ни находился, я не могу оказаться перед оленями. Он мог бы начать искать меня на противоположной стороне корри, но, скорее всего, последует за животными, чтобы подняться повыше. Оттуда он мог бы следить за моими передвижениями хоть на склонах Вышки, хоть со стороны Мэчри. К тому же он уверен, что точность его стрельбы намного выше, чем у меня, поэтому достаточно обнаружить цель, чтобы положить конец этой истории.

Не знаю, что я собирался предпринять. Подстеречь его в засаде? Но шансов на то, что это сработает, один к миллиону, да и что с того, что я окажусь вплотную к нему: он вооружен, а я нет. Я переместился вправо, чтобы мой запах не доносился до оленей, и стал ждать. На часах было пять. Мэри и Питер Джон сейчас пьют чай среди цветущих роз, а Гринслейд с Арчи возвращаются с реки. В Мэчри, среди зелени, овеваемой прохладным вечерним бризом, должно быть, божественно, но и здесь многое радовало глаз – от звездочек жирянки между камней до суровых пиков Сгурр Дэрга, вырисовывавшихся на бледно-бирюзовом небе словно штормовые валы.

Однако в тот миг я понял, что земная красота целиком зависит от взгляда наблюдателя, ибо весь этот чистый, полный хрустального воздуха мир вокруг меня внезапно сделался свинцовым и душным.

Ждать пришлось долго, но я не ошибся. Медина сделал именно те выводы, на которые я рассчитывал. Он последовал за оленями до расселины, решив, что я нахожусь на склоне, обращенном к Мэчри. А я тем временем лежал в поросшей злаками яме на стыке главного гребня и отрога, о котором я упоминал, и видел его как на ладони, пока он с величайшей осторожностью, используя каждую неровность и каждый кустик, поднимался по склону корри. Как только он перевалит через водораздел, я заманю его еще выше, и ветер при этом будет работать на меня.

В сердце у меня затеплилась надежда: весьма вероятно, что я смогу удержать его на горе до наступления темноты, и тогда на помощь мне придет хорошее знание местности. Медина, несомненно, уже устал – ведь ему приходится наблюдать за гораздо более обширным пространством, чем мне. А я чувствовал себя просто превосходно.

И, вероятно, так бы все и случилось, если б не еще одна овца. Сгурр Дэрг всегда славился тем, что одичавшие овцы попадались там даже на самых неприступных пиках. Эти чертовы облезлые создания со временем превратились в какой-то совершенно новый вид, еще не описанный натуралистами. Как они живут, как размножаются и чем кормятся, мне неведомо, но в здешних краях издавна ходят рассказы о том, как их дьявольская хитрость испортила не одну дюжину хороших охот.

Вот и теперь за моей спиной послышалось нечто среднее между фырканьем и хрюканьем. Повернув голову, я обнаружил одну из этих проклятых богом тварей, стоящую на камне и сверлящую меня взглядом. Овца прекрасно меня видела, поскольку с той стороны не было никакого прикрытия.

Затаившись, как мышь, я продолжал следить за Мединой. Он находился примерно в полумиле от меня, почти у края корри, где собирался передохнуть и осмотреться. Я принялся молиться про себя, чтобы он не заметил овцу.

Но он ее услышал. Тварь начала фыркать и перхать так, что даже малолетний ребенок догадался бы, что она наткнулась на что-то подозрительное. Медина тотчас направил бинокль на мое логово, хотя со своего места он не мог увидеть ничего, кроме зарослей злаков. Потом он что-то сообразил, и в следующее мгновение исчез из виду.

Я знал, что у него на уме. Медина нырнул в разлом, по которому можно было подняться на вершину гребня и оказаться надо мной, оставаясь невидимым.

Делать нечего, пришлось убираться. Легче всего это было сделать по ребру отрога, ведущему в долину Рискуилл. Передвигаясь то на четвереньках, то по-пластунски, я попытался обогнуть его выступающую часть, а затем спуститься по крутой стене, обращенной к долине. Это был не самый приятный момент: в любую секунду мне в спину могла прилететь пуля. Однако ничего не случилось, и вскоре я уже скользил вниз по исполинским каменным плитам в заросли вереска. Мне предстояло преодолеть добрую тысячу футов, и, думаю, тогда я побил все рекорды по скоростному спуску. Исцарапанный, избитый и задыхающийся, я наконец затормозил на какой-то куче щебня. Подо мною во всю ширь раскинулась долина Рискуилл, а примерно в четверти мили чернела крутыми обрывами Вышка.