Джон Бакен - Три заложника

Но что дальше? Мы, так сказать, поменялись местами, и теперь Медина оказался надо мной. У него была винтовка, а у меня – ничего. Он отыщет путь, которым я воспользовался, и в считанные минуты настигнет меня. Спускаться в долину бессмысленно и опасно, на открытом пространстве он не промахнется. Торчать на отроге или примыкающем к нему гребне тоже глупо – там негде укрыться. В корри можно спрятаться, но ненадолго. Наконец мой взгляд упал на Вышку, и я задумался. Если мне удастся добраться до ее сумрачных расселин, я, возможно, спасусь. Давид-псалмопевец взывал о помощи к горам, а мне, пожалуй, придется обратиться к скале…

Но для этого необходимо преодолеть четверть мили по открытой местности, а потом еще изрядное расстояние, если я собираюсь достичь скального массива в той точке, где на него проще подняться. Ближе виднелись темные расселины и глубокие трещины в стене породы, но все они выглядели непригодными для подъема. Что, если я застряну на полпути? Лучшую мишень даже представить трудно!

Но времени на размышления у меня не было. Ощущая отвратительный холодок под ложечкой, я спустился в неглубокое ущелье, по которому протекал ручей, и напился воды. Потом двинулся вниз по течению, держась ближе к правому склону, довольно крутому и поросшему молодыми березками. По пути я вертел головой во все стороны, проверяя, все ли вокруг чисто.

Думаю, Медина, ничего не знавший о моей винтовке, заподозрил какую-то ловушку, потому что продвигался он очень медленно. Когда я снова заметил его, он находился не на отроге, с которого я спустился, а гораздо выше. Одновременно я понял две вещи. Во-первых, мне не удастся добраться до того места Вышки, которое мне нужно, не выходя на открытое пространство. А во-вторых – слева от меня на гребне имеется глубокая расселина, вполне пригодная для подъема. Устье этой расселины находилось в ста ярдах от ручья, вдоль которого я продвигался, и она была настолько глубока, что забравшийся в нее человек сразу оказывался защищенным со всех сторон.

Медину я пока не видел; думаю, и он меня тоже. С высокого берега в ручей стекал совсем крохотный ручеек, и его русло предоставило мне некое подобие укрытия. Уткнувшись носом в мох и чувствуя, как вода струится у меня по шее, я осторожно пополз вверх, надеясь, что в это мгновение взгляд моего врага обращен в другую сторону.

Я успел подняться до половины склона и только тогда поднял глаза. Медина неподвижно стоял на краю корри, глядя прямо на меня. По милости провидения мои ноги все еще оставались в русле, а голова располагалась ниже плеч, поэтому среди песка, мелких камней и тростника меня было не просто заметить. Я видел, как он прищурился, всматриваясь, а затем поднял ствол винтовки и приложил приклад к плечу. Но затем опустил оружие, сместился в сторону и исчез из вида.

Спустя две минуты я очутился в расселине.

Место это напоминало пещеру с песчаным дном, которая, постепенно сужаясь, углублялась в скалу. Дальнейший путь вглубь преграждал большой покатый камень. Я взобрался на него и обнаружил, что расселина настолько широка, что ее стены отстоят одна от другой ярда на три. Я двинулся вперед и оказался в почти полной темноте, причем снаружи меня никак нельзя было заметить. Так я прошел футов пятьдесят, а затем, миновав еще один большой камень, оказался на развилке. Проход, уводивший влево, выглядел крайне неприветливо, но правый отрог расселины вселял надежду. Там я остановился и задумался, потому что вспомнил кое-что важное.

Это была та самая расселина, которую я заметил три недели назад, когда поднимался на Вышку. Я осмотрел ее сверху и пришел к выводу, что если по левому ответвлению еще можно кое-как пробраться, то правое не сулит ничего хорошего. Вполне проходимое в начале, дальше оно превращалось в страшную осыпь на стене утеса, а затем, через сотню футов крошащегося и рассыпающегося гранита, повисшего над обрывом, снова ныряло в недра скалы.

Поэтому я направился в левый проход, выглядевший как будто безнадежно. Первым препятствием на пути стала еще одна глыба, которую я сумел обогнуть, а потом этот чертов лаз начал расширяться и раздваиваться, расходясь в разные стороны. Я вспомнил, что можно сократить путь, повернув направо, но в пылу подъема позабыл об осторожности. Мне просто не пришло в голову, что и это место открыто взгляду со стороны, которого я должен любой ценой избегать.

Подниматься дальше стало труднее, ибо вокруг почти не за что было уцепиться. Но мне приходилось иметь дело со склонами посерьезнее, и если б не винтовка, на которой не было ремня, я бы не обратил на это внимания. Вскоре опасный участок пути остался позади, и я сообразил, что могу вернуться в расселину, которая дальше снова сужалась. Всего на несколько секунд я задержался на прочной каменной ступени, чтобы наметить дальнейший путь. Правой рукой я обхватил выступающий из стены камень, а левую, в которой держал винтовку, вытянул вверх, чтобы проверить надежность следующей опоры.

И вдруг я почувствовал, как из моих пальцев мгновенно ушла сила. Камень раскрошился, его осколки засыпали мне глаза, и в скалах прокатилось эхо, заглушив звук падения винтовки, которая заскользила вниз по стене обрыва.

Я взглянул на свою левую руку, все еще растопыренную на камне, и удивился, почему она так странно выглядит.

В это время уже начало темнеть, а значит, было около половины восьмого.

Если бы что-то подобное случилось со мной во время обычного подъема на скалу, я бы потерял равновесие и сорвался. Но я уходил от погони, мои нервы были напряжены до предела, а все рефлексы начеку. Думаю, поэтому я и удержался, а страх получить вторую пулю спас мне жизнь. Одним неуловимым движением, сам не понимая, как мне это удалось, я нырнул в расселину, и вторая пуля, не причинив мне никакого вреда, расплющилась о гранит.

К счастью, теперь продвигаться вперед стало проще – знай работай коленями да спиной, и с этим я справлялся даже несмотря на поврежденную руку. Пока я лихорадочно карабкался наверх, пот струился у меня по лбу, но все мускулы работали слаженно, и я знал, что нигде не ошибусь. Расселина здесь была достаточно глубокой, а массивный каменный выступ скрывал меня от врага, находившегося внизу.

Наконец я протиснулся сквозь узкую щель, с помощью коленей и одной руки забрался на полку и убедился, что главные трудности позади. Узкий разлом, заполненный мелким щебнем, тянулся отсюда до самой вершины гребня. Это было то самое место, где я побывал три недели назад.

Теперь пришла пора взглянуть на мою левую кисть, которая находилась в жутком состоянии. Кончик большого пальца был начисто срезан пулей, а две фаланги среднего и безымянного пальцев раздроблены осколками камня в кашу. Боли я не чувствовал, хотя из ран обильно сочилась кровь, но ощущал странное онемение в левом плече. Мне удалось кое-как перетянуть кисть платком, который тут же промок от крови, после чего я попытался собраться с мыслями.