Джон Бакен - Три заложника

Медина поднимался по расселине вслед за мной. Теперь он знал, что оружия у меня нет. У него имелся немалый опыт скалолаза – он сам об этом не раз упоминал, к тому же, он был лет на десять моложе меня. Поэтому сперва я решил подняться на самую верхнюю часть Вышки и попытаться спрятаться там, чтобы избежать встречи с Мединой до наступления полной темноты. Но ночи в Шотландии, особенно летние, не так уж темны, и вполне могло случиться, что он выследит меня и снова начнет преследовать. Потеря крови мало-помалу обессилит меня, и не стоит надеяться на то, что я смогу долго сохранять безопасное расстояние между нами. И, наконец, у него есть винтовка. Ночью или в сумерках, но он все равно достанет меня.

Нет, я должен остаться здесь и выстоять до конца!

Мог ли я удержать расселину и защитить себя? У меня не было оружия, кроме камней, но, пожалуй, я бы смог не дать ему подняться по ее самой труднопроходимой части. Кроме того, в расселине имелись выступы и ниши, где можно укрыться от огня его винтовки… Но сунется ли он сюда? Почему бы ему не двинуться в обход по более пологим склонам и не атаковать меня сверху?

Страх перед его оружием помог мне принять решение. Сейчас у меня было одно желание – найти укрытие. Я смогу завлечь его туда, где винтовка бесполезна, и тогда у меня появится шанс использовать свою мышечную силу. Теперь мне было все равно, что случится после того, как он окажется у меня в руках. За моим страхом, смятением и болью стояли ледяная ярость и злость.

Я скользнул обратно в расселину и спустился по ней вниз до того места, где она сворачивала, огибая скальный выступ. Там меня невозможно было увидеть, и я мог беспрепятственно вглядываться в сумрачную глубину внизу.

К этому времени лиловый туман заполнил котловину корри, а вершины Мэчри стали похожи на дымчатые аметисты. На усеянном звездами бархатно-синем небе последние отблески заката таяли в первом мерцании новой зари…

Поначалу в расщелине было тихо. До меня доносилось лишь шуршание мелких камешков, осыпающихся со склонов, затем хрипло каркнул голодный ворон… Птица заметила Медину? Но знает ли мой враг о более простом пути на Вышку? Или решит, что если я смог подняться по ущелью, то и он способен на это? Опасается ли он безоружного человека с простреленной рукой?

Затем из глубины расселины донесся отдаленный звук, который я узнал сразу же – скрежет сапожных гвоздей по голой скале. Едва услышав его, я стал собирать камни, и вскоре рядом со мной выросла небольшая горка «боеприпасов».

Медина сейчас находился в нижней части расселины. Каждое его движение доносилось до меня совершенно отчетливо: мерное шуршание ткани, падение небольшого обломка гранита, когда он перебирался через плоский валун внизу, и снова шорох шагов. Света в глубине расселины уже почти не было, но пройти там можно без особых сложностей. Разумеется, Медину я не видел – выступ скал скрывал его от меня, но уши докладывали мне обо всем, что происходит внизу. Потом вдруг наступила тишина, и я понял, что он добрался до того места, где расселина впервые раздваивалась.

Я приготовил камень поувесистее, рассчитывая метнуть его, когда Медина окажется в том месте, где я находился, когда он выстрелил.

Звуки возобновились, и я совершенно спокойно продолжал ждать. Еще минута-другая, и все решится. В долине еще сохранялось некое подобие тусклых сумерек. Вот-вот появится темное пятно в пятидесяти футах подо мной – голова Медины.

Но его не было. Звуки, сопровождающие движение врага, продолжались, но не становились ближе. И тут я понял, что неверно оценил ситуацию. Медина свернул в правое ответвление расселины, потому что ему показалось, что пройти в темноте той дорогой, которой прошел я, совершенно невозможно.

Теперь преимущество было на моей стороне. Ни одно человеческое существо не смогло бы проделать в темноте хотя бы часть пути по засыпанному обломками карнизу на стене утеса и снова вернуться в расселину. Он так и будет ползти вперед, пока окончательно не застрянет, и назад ему дороги нет. Я покинул свое укрытие и поднялся выше по склону, надеясь найти удобную позицию для наблюдения.

Моя левая рука начала гореть огнем, а левое плечо и шею свело, словно в параличе. Какое-то время я судорожно извивался на склоне, пока не обнаружил «жандарм» [59] Так скалолазы называют острый, далеко выступающий камень. , за которым склон круто обрывался к концу правой развилки. Расселина внизу отсюда казалась до краев залитой черной жидкостью, но заря еще подсвечивала гребни гор, и я отчетливо видел, где проходит путь Медины, где расселина сужается и превращается в заваленный обломками карниз.

Мне пришлось покрепче вцепиться в камень, потому что у меня началось головокружение. Но тут я вспомнил о веревке Ангуса, размотал ее, обвязал себя вокруг пояса, сделал петлю и набросил ее на «жандарм».

В это мгновение снизу послышался приглушенный возглас, и сразу же вслед за ним – звуки ударов металла о камень. Я мгновенно понял, что случилось: винтовка Медины отправилась вслед за моей и теперь покоилась среди камней у подножия Вышки. Наконец-то наши шансы сравнялись, и я, несмотря на туман в голове, понял, что больше ничто не помешает нам свести счеты.

Мне почудилось в полутьме внизу какое-то движение. Если это Медина, значит, он выбрался из расщелины и пытается ползти по склону. Я знал, что из этого ничего не выйдет. Сейчас он поймет бессмысленность этой затеи и вернется. По крайней мере, попытается вернуться.

Теперь, когда он был безоружен, моя ярость немного утихла. Я словно наблюдал за усилиями такого же, как я сам, альпиниста, оказавшегося в сложнейшем положении.

Медина находился примерно в сорока футах ниже меня, я даже слышал его учащенное дыхание. Он отчаянно цеплялся за скалу, но выветрившаяся порода крошилась, мне было слышно, как сыплются мелкие осколки, а один раз в пропасть сорвался крупный валун.

– Лучше вернитесь! – не выдержав, крикнул я. – Назад, в расщелину! Здесь вам не пройти!

Наверно, Медина услышал меня, потому что сделал еще более отчаянную попытку продвинуться, и мне показалось, что его ноги вот-вот потеряют опору, и он повиснет на руках. Его силы явно были на исходе – до меня донесся измученный всхлип. Если он не сможет вернуться в расселину, его ждут три сотни футов полета и острые скалы внизу.

– Медина, – заорал я, – у меня есть веревка! Я спущу ее вам, проденьте руку в петлю.

Неистово орудуя правой рукой и зубами, я соорудил затяжную петлю на конце веревки.

– Бросаю! – крикнул я. – Когда петля коснется вас, ловите…

Бросил я довольно удачно, но он не стал ловить, и веревка, раскачиваясь, повисла над пропастью.