Александр Тамоников - Группа специального назначения

Сердце гулко забилось. Что бы это значило? Краем глаза Максим заметил пани Ядвигу в окне. Женщина заметила пришельца и, вместо того чтобы проявить любопытство, направилась в летнюю кухню.

— Хайль Гитлер! — вскинул руку капитан. У него были колючие, очень внимательные глаза.

— Хайль Гитлер! — отозвался Шелестов.

Капитан плутовато улыбнулся. Он покосился на Сосновского, приготовившегося к броску с поварешкой, засмеялся.

— Не умеете пока, надо тренироваться, — произнес он на чистом русском языке, вогнав присутствующих в ступор. Из смежной комнаты выступил ошарашенный Буторин. Он еще не понял, стоит ли вытаскивать пистолет.

— Успокойтесь, товарищи, это не засада, — вкрадчиво сказал капитан. — Вы прибыли сюда по моей наводке. Это я снабжаю центр информацией. Вас зовут Максим Андреевич, фамилия Шелестов. Остальных… простите, не знаю. Но согласитесь, это что-то значит. Я в курсе вашей операции, более того, именно я ее и предложил. Обойдемся без имен. Зовите меня, если угодно… Германом.

— Неожиданно, — пробормотал Максим. Впрочем, почему нет? Майор ГБ Платов как-то обмолвился, что агент закордонной разведки может сам выйти на контакт. — Присядете, Герман?

— Нет, спасибо. — Гость покачал головой. — Я на минутку. Подсказать решение проблемы, так сказать. И давайте говорить по-немецки, хорошо? — Он покосился на окно: — Береженого, как говорится, бог бережет.

— Согласен. — Максим вздохнул, переходя на язык Шиллера, Гете и рейхсминистра Геббельса. — Как вы нашли нас?

— О, это было только предположение, — уверил его разведчик. — Но оно оказалось верным. По всем приметам, вы должны уже находиться на месте. С чего начинается работа? С наблюдения. Откуда лучше всего наблюдать?.. Ну и так далее. Я обнаружил вашу мототехнику у калитки и понял, что не ошибся. Спасибо, что догадались замазать номера… Трое пропавших венгерских военнослужащих — ваша работа?

— Да, это мы, — признался Максим. — Их уже ищут?

— Пока нет, — пожал плечами Герман. — Их не могут найти, они пропали бесследно. Подозреваются в дезертирстве, немцы перекрыли дороги, ведущие на юг. Вы хорошо спрятали тела?

— Хорошо, — кивнул Максим.

— Ладно, в следующий раз действуйте по-другому, когда захотите получить транспорт. Будем надеяться, что обойдется. У вас не больше суток, прежде чем версия с дезертирством поменяется… или обнаружатся тела. Договоримся сразу, я уйду, и вы про меня забудете. У вас есть план?

— Пока нет, Герман. Наблюдаем. Стоит рассмотреть возможность зайти со стороны реки. Для этого нужно ждать вечера.

— Да, вы правы, река — это слабое место, — согласился Герман. — Я не такой знаток, но кое-что подсмотреть удалось. Вайсман — не трус, он убежденный фанатик своего дела, человек, владеющий огромным объемом секретных данных. У него прекрасная память, завидные организаторские способности, связи в высоких кругах. Он человек, хорошо знакомый с Канарисом, главой военной разведки. Вайсман в этом городке чувствует себя в безопасности. Но охрана ему положена, и она работает. Вайсман только вчера прибыл из Германии, он отсутствовал в этом районе больше двух недель, и мы начали тревожиться. Но нет, все нормально, теперь он здесь, держит в руках все нити, управляет невидимыми процессами. Что касается вашего покорного слуги, то он способен лишь передавать и получать сведения, у меня нет физической возможности выкрасть Вайсмана и переправить к нашим. У меня другие задачи, надеюсь, что я выполню их до конца, — при этих словах у капитана побелели скулы.

Шелестов постеснялся спросить, кто он по национальности. Возможно, немец. «Национальный ценз» работал. Имелся негласный запрет принимать на те или иные должности людей определенных национальностей. Но исключения имели место. А если руководство мыслило нестандартно и доверяло человеку, то эти исключения становились правилом.

— Территорию охраняют несколько автоматчиков. Вайсман не хочет раздувать штат охраны, и это нам на руку. Ворота, часть периметра, обратная сторона. Река, вы правы, слабое место. Она называется Зброев. Не отличается шириной, но глубокая, с сильным течением, есть омуты. На севере Зброев граничит с территорией конторы Вайсмана. У него комната во втором здании, вы могли его видеть справа. Там спуск к реке, место для купания. Мужчина спортивный, когда я был у него вчера вечером, он купался и выглядел довольным. Дальний берег не контролируется. По левому берегу иногда курсирует часовой, но предпочитает в вечернее время не мозолить глаза хозяину. Такое попечение его раздражает.

— Вы вхожи к Вайсману, Герман?

— Да, я был у него вчера, был сегодня. Привожу сводки из штаба дивизии для него лично и его аналитиков. Это данные полевой разведки, отчеты радиогрупп, информация о немецких войсках и тому подобное, вплоть до прогнозов погоды. По крупному счету, ничего интересного. Только не спрашивайте, сколько нервов мне стоило получить эту должность… Вчера, заручившись уважительной причиной, я прибыл к нему вечером, в районе девяти. Ординарец попросил подождать, дескать, полковник изволил купаться, а потом сел ужинать. Я могу иногда нарушать правила, имею допуск к малой толике тайн…

— Но нам к нему не подойти…

— Минуточку, не спешите. Есть лазейка. Не уверен на сто процентов, но способ зайти с реки имеется. Вы обладаете хорошей физической формой, значит, справитесь. По легенде вы связисты?

— Да.

— Тогда держите документы. — Герман бросил на стол тонкую папку. — Я сегодня отдал ему не все, как чувствовал. Это отчеты связистов о проделанной работе за последние трое суток. План прокладки телефонных линий, перечень радиотехнического оборудования, которое вермахт намерен использовать в этом районе. Вы сошлетесь на майора Зильберта из разведки дивизии, объясните, что эти донесения должны были отдать вчера, но имела место проволочка, и вы их привезли сегодня. Уверен, вас пропустят. Вручите бумаги Вайсману, правильно отдадите фашистское приветствие и уйдете. А дальше рекомендую сделать следующее… У вас есть бумага и карандаш? Я набросаю план, как он мне видится, выскажу свои соображения, а вы — свои…

Ночь понемногу переходила в утро. Сон был беспокойным. Максим вскакивал в холодном поту, прислушивался к звукам с улицы. Форточка была открыта, он прекрасно слышал, как храпит на летней кухне пани Ядвига.

Образ советского разведчика не выходил из головы. Вылитый немец — со всеми повадками и манерами, и только в глазах — глубоко запрятанная грусть. Прощаясь с ним, Шелестов спросил: будет ли война? Тот ответил утвердительно, даже не задумываясь: будет, тяжелая, страшная, с колоссальным напряжением и огромными жертвами. Это даже не обсуждается. Будут поражения, провалы на всех фронтах, Красная армия покатится на восток, как снежный ком с горы. Но Гитлер изначально ошибается. Нельзя нападать на Россию. Вся прошлая история наглядно это демонстрирует. И тем, кто этого не помнит, в финале становится очень плохо…