Александр Тамоников - Группа специального назначения

На вершине холма Максим притормозил. Панорама открывалась безрадостная. Все видимое пространство скрывалось в дыму. Слева горел город. Крепость на западной окраине накрыло черное облако. Справа, на востоке, вставало зарево пожара. Немцы действовали нахрапом — пробивались глубоко в оборону, заходили с тыла и методично уничтожали деморализованные части.

Дорога сбегала к полю, за которым простирался лес. От опушки до аэродрома — километров пять, было видно, как там плутает светлая полоса дороги.

— Да уж, это не книжка с раскрасками… — печально возвестил Коган.

— И не контурная карта, — пробормотал Максим, — на которой мы можем все поменять.

— Противно, мужики, — чертыхнулся Буторин. — Наши гибнут, держатся за каждый клочок земли, а мы бежим, как крысы. Нет, я все понимаю, важное задание, будь оно неладно…

— Даже слишком важное… — Максим перегнулся, пристально посмотрел на сопящего полковника абвера.

«ГАЗ» петлял по холмистой местности, вклинился в поле, заросшее клевером. Опушка приближалась на глазах. Дорога вливалась в ленту вдоль опушки. Максим уже выворачивал баранку вправо…

Что-то приключилось с их машиной! Она еще ехала, но скорость падала. Он выжимал до упора педаль акселератора, но двигатель не реагировал. Машина встала, упершись в кочку, пассажиры потрясенно замолчали.

— Командир, у тебя же бензин кончился! — вскричал Буторин. — Посмотри на стрелку, она же на ноль упала!

Такого не могло быть. Малютин обещал, что одной канистры хватит на триста пятьдесят километров! И все же индикатор топлива наглядно свидетельствовал, что бензина нет.

Шелестов спрыгнул на землю охваченный страшной догадкой. Обежал кузов, лег на землю, заполз под днище. Топливный бак действительно протекал! Видно, ударил на колдобине в лесу.

— Трещина в баке! Живо вторую канистру! — закричал он, выбираясь из-под машины.

— Так трещина же… — сглотнул Буторин.

— Плевать! — взорвался Максим. — Пока все вытечет, успеем проехать пару верст! Живо, мужики, живо…

Сосновский уже вытаскивал из багажника тяжелую канистру. Буторин вывинчивал крышку бензобака.

Но беда никогда не ходит одна! С запада из-за леса выворачивал массивный грузовой «Опель» с брезентовым тентом. За ним неторопливо пылили мотоциклы. Сердце сжалось, паника молнией сверкнула в голове!

А дальше началась свистопляска. Он метался между лесом и машиной, орал женщинам, чтобы бежали в чащу. Направление — северо-восток! Буторин, ты теперь родная мама Вайсману! Тоже в лес! Остальным — держать оборону!

Они стреляли из автоматов — ударили дружно, в три руки. Сосновский кувыркнулся в канаву. Коган присел за машиной. Максим перекатился в поле, вскочил на колено, бил короткими очередями, придерживая выскальзывающий из руки диск.

Для немцев тоже все вышло неожиданно. У «Опеля» треснуло лобовое стекло, тем, что в кабине, досталось крепко. Машина сошла с дороги, выкатилась на поле.

Из кузова выпрыгивали солдаты. Одни скачками уносились прочь, залегали, другие замертво валились под колеса. Орал подстреленный в живот унтер, захлебывался, скреб землю ногтями. С офицера, размахивающего пистолетом, пулей сбило фуражку — он перестал командовать и юркнул за колесо.

Из-за машины с ревом вырвались два мотоцикла. Загрохотал пулемет, пули пролетели над головами, не причинив вреда. Автоматы продолжали долбить. Голова пилота головного мотоцикла окрасилась кровью, он повалился на сидящего сзади. Мотоцикл запрыгал по ухабам, заорал пулеметчик в люльке, бросив свой пулемет. Мотоцикл перевернулся, пули пробили бензобак, и на дороге вспыхнул яркий костер.

Краем глаза Максим видел, как убегают в лес женщины, как врываются в кустарник. Буторин пинком спровадил Вайсмана за поваленное дерево, перепрыгнул, схватил за шиворот, потащил в лес, словно неживого…

Экипажу второго мотоцикла тоже не повезло. Но они хотя бы выжили. Водитель выкручивал руль, чтобы не врезаться в костер, машина ушла в сторону, нырнула в кювет, там и застряла. Пулеметчик полетел через голову, пилот ударился грудью о руль, заорал дурниной.

Пехотинцы за грузовиком стали перебегать, не прекращая огня.

— К лесу! — крикнул Максим. Он первым подхватил автомат, вприпрыжку припустил к опушке, давя ростки клевера. Приземлился в канаве, стал длинными очередями прикрывать отход товарищей.

Коган пробежал, пригнувшись, несколько метров, дальше пополз, пыхтя от усердия. Сосновский петлял, как заяц, катался, прыгал на корточках.

Кончился диск. Максим вставил новый, снова стал поливать свинцом. Выскочил из-за машины офицер без фуражки, стал кричать, призывая подчиненных идти в атаку. Пуля сбила его, как кеглю: офицер повалился навзничь, раскинув руки…

Ветки кустарника хлестали по лицу. Все были живы, бежали рядом с ним, утирая пот. В спину хлестали очереди, немцы не спешили входить в лес. Деревья мелькали перед глазами, заскорузлые ветки цеплялись за одежду. Буторин гнал Вайсмана, тот увертывался, но все равно получал по заднице.

Ковыляли женщины. Максим нагнал их в несколько прыжков, схватил Лиду за руку. Она ойкнула, но, увидев знакомое лицо, тут же приободрилась.

— Коган, помоги Инге Александровне! — крикнул Максим. — Быстрее, быстрее! Направление — туда! — Он махнул рукой, надеясь, что все его видят и пока соображают…

Это был безумный и изматывающий марш-бросок. Он терял из вида своих, терял ориентацию в пространстве. Впору было взвалить Лиду на спину! Местность прыгала перед глазами. За спиной стреляли — немцы все-таки вошли в лес. Справа хрустели ветки — Коган волочил Ингу. Слева Сосновский и Буторин поочередно награждали Вайсмана пинками, тащили за шиворот, если отставал.

В какой-то момент майор выпустил из вида происходящее справа. Лида задыхалась, подвернула ногу. Пришлось перевалить ее через плечо, и мир от этого сузился окончательно, все силы теперь уходили на перестановку ног…

Они выбежали на широкую поляну, фактически — на поле, к которому с юга подходила лесная дорога. Она разрезала пространство пополам, вела к заброшенному хутору. Постройки пустовали, по крайней мере, немцев там не было.

Он опустил Лиду на землю, она застонала, пыталась подняться, пожаловалась на боль в щиколотке.

Задыхался Вайсман. Бежать со связанными руками — то еще удовольствие…

— Вы за это поплатитесь… — хрипел он. — Я не понимаю, на что вы рассчитываете? Сдайтесь в плен великой Германии, и с вами обойдутся великодушно.

— Кстати, насчет великодушия, — выдохнул Буторин и отвесил немцу такую затрещину, что тот рухнул, как спиленный телеграфный столб.

— Мужики, постарайтесь нежнее, — нахмурился Максим. — Не забывайте, это в некотором роде китайская ваза.