Евгений Иванов - Судьба ликвидатора [СИ]

Он плелся домой, едва передвигая ноги. В последнее время неудачи его преследовали со всех сторон. Жить так дальше становилось не возможно.

Богдан вошел в квартиру и, не снимая пальто, прошел на кухню. Он бессильно плюхнулся на табурет и опустил голову, не обращая внимания на вошедшую Инге. Женщина стояла в дверном проеме, прислонившись к двери, и двумя руками придерживала округлившийся живот.

— Богдан, что-то случилось? — тихо спросила она, стараясь, лишний раз не тревожить мужа.

— Ничего, дорогая, — грустно улыбнулся Богдан, — Просто у меня сегодня был очень трудный день.

Он подошел к женщине и нежно поцеловал ее лоб.

— Пойдем, прогуляем на свежем воздухе. — С многозначительной интонацией в голосе предложил Сташинский. — Сегодня удивительная погода.

— Одну минуту, — с пониманием ответила Инге и поспешила в коридор надевать пальто.

Выйдя на улицу, Богдан провел женщину узким переулком в соседний двор. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что за ними никто не наблюдает, он усадил ее на скамейку и присев рядом с ней, взял в руки ее ладони.

— Знаешь, Инге, я сегодня был у нашего знакомого Георгия Аксентьевича, надеялся. Что он сможет нам чем-то помочь, но и он настаивает на нашем разводе.

— А мне он сначала показался порядочным человеком. — Злобно огрызнулась Инге и тут же настороженно спросила, — И что ты ему ответил на это?

— Я сказал, что никогда с тобой не расстанусь. — Он обнял женщину за плечи и прижал к себе.

— Но ты же сам не так давно говорил, что тебе запретили выезд за границу на семь лет. — Женщина отпрянула от мужа и заглянула ему в глаза. — Как ты себе представляешь такую семейную жизнь, если я семь лет буду одна растить ребенка в Германии, а ты будешь прозябать здесь в России?

— Нет, Инге, — твердо заявил Богдан и улыбнулся, — мы будем вместе и, пожалуй, в этот раз поступим так, как ты предлагала. Мы сбежим в Западную Германию.

От этих слов, Инге даже привстала с места. На ее лице сначала заиграла улыбка, постепенно сменившаяся гримасой разочарования.

— Но как же ты попадешь в Германию, если тебе туда не разрешают выезжать? Ты собираешься бежать прямо отсюда? — она обреченно махнула рукой и вновь присела на скамейку. — Это безнадежный вариант. Тебя задержат прямо в аэропорту или на вокзале. Не мне рассказывать, как работает ваш КГБ.

— Глупенькая ты у меня. — Улыбнулся Богдан и вновь прижал ее к своей груди, — Конечно, никто отсюда бежать не собирается. А в Германию у меня все же есть шанс попасть. Не забывай, что рожать нашего ребенка ты будешь именно там.

— И ты надеешься, что я побегу с новорожденным ребенком за границу? — с возмущением возразила Инге, — Ты представляешь себе насколько это хлопотно? Его же кормить нужно, пеленать, где мы все это будем делать?

Она отодвинулась от Богдана и закрыла лицо руками.

— С тобой становится тяжело разговаривать. — Откровенно разозлился Богдан. — Сначала, ты сама настаивала на побеге, а теперь, когда я согласен, тебя стал смущать ребенок.

— Ты говорил, что у тебя появился какой-то план, а на самом деле, кроме наивных фантазий ничего предложить не можешь. А еще считаешь себя разведчиком. — Инге бросила на мужа пренебрежительный взгляд.

— У меня есть реальный план, но ты должна набраться мужества, чтобы выслушать его. — Сохраняя интригу в голосе, спокойно продолжал Богдан. — Так вот, к сожалению, на рождение нашего первенца меня никто в Германию не отпустит, руководство будет настаивать на том, чтобы ты, вместе с ребенком вернулась в Москву…

— Еще раз тебе повторяю: я никогда не вернусь в Россию, тем более с ребенком. — Перебила его Инге. — и давай, не будем к этому больше возвращаться.

— Помню, помню. Но я от тебя этого и не прошу. — Успокоил ее Сташинский. — Я прекрасно понимаю, что бежать с ребенком у нас не получится. Поэтому мы уйдем за границу вдвоем. Но ты, пока будешь в Германии, должна мне немного подыграть.

— Что я должна сделать? — серьезно спросила Инге, демонстрируя готовность принять любые условия.

— Слушай меня, не перебивая, и ничему не удивляйся. — Предупредил ее Богдан и, сделав глубокий вдох, начал излагать свой план.

Инге слушала его с широко раскрытыми глазами, периодически вскакивая с места от возмущения, но Богдан каждый раз ее успокаивал, подробно разъясняя каждый пункт своего замысла. Когда он закончил, Инге выглядела настолько уставшей, что даже не могла ничем возразить своему мужу. Она, склонив голову немного на бок, молча рассматривала отсутствующим взглядом носки своих туфель.

— Ну что скажешь? — спросил Богдан, ожидая реакции на свое предложение.

— Ты с ума сошел. — Не поднимая глаз, тихо произнесла Инге. — У тебя нет ничего святого.

— А по-другому, у нас ничего не получится. Теперь решать тебе. Или мы дальше будем жить вместе или придется расстаться навсегда.

Она долго смотрела не мигающим взглядом на Богдана, а потом неожиданно расплакалась.

— Будь проклята твоя работа, будь проклят ваш Советский Союз.

В самом конце января 1961 года Инге уехала в ГДР. Через три месяца в Дальгове на свет появился долгожданный малыш, мальчика назвали Петером. Еще до отъезда супруги обговаривали имя будущего ребенка и тогда пришли к единому мнению, что оно должно быть универсальным для любой страны. Тогда они посчитали, что если родится мальчик, назовут его Петром или Петером на немецкий манер, если девочка, то Екатериной — Катрин.

Все это время Сташинский с нетерпением ждал известий о прибавлении в семье. Инге сообщила в письме, что роды прошли очень трудно и несколько дней врачи боролись за жизнь ребенка, но все обошлось благополучно. Однако, как и предполагал Богдан, в Германию, его не отпустили, но это не очень его расстроило. Морально он давно был к этому готов.

Вместе с тем, в Москве у Сташинского наступила белая полоса в жизни. Руководство по отношению к нему сменила гнев на милость и в целях повышения квалификации определили его на курсы при Институте иностранных языков, изучать английский язык, однако при этом обязали появляться в Комитете ежедневно. Со стороны начальников вновь стали звучать намеки на новые ответственные задания вплоть до радужных перспектив долгосрочной работы в резидентуре одной из Западноевропейских стан. Сташинский почти ежедневно писал жене письма, при этом, не забывая использовать ранее оговоренные условности. Они оба знали, что их переписка находится под неусыпным контролем КГБ. Так продолжалось до начала августа.

8 августа 1961 года Сташинский, вернувшись домой после занятий, увидел в дверях вчетверо сложенную записку. Он быстро развернул ее. На желтой бумаге, неизвестным размашистым почерком, были начертаны четыре ничего не значащих слова: «Зайдите на почту получить телеграмму». Единственным адресатом, от которого Богдан ждал сообщений, была Инге, поэтому, не заходя в квартиру, он побежал на почту, которая находилась в двух кварталах от его дома. К счастью, в это время в почтовом отделении очереди не было, и Богдан протянул записку вместе с паспортом молоденькой девушке, отвечавшей за выдачу корреспонденции. Та, в течение нескольких секунд, нашла нужную телеграмму в лежавшей рядом пачке. Она невольно бросила беглый взгляд на ее короткий текст, и сразу же, виновато опустив глаза, протянула ее Богдану. Она даже не посмотрела на его паспорт, быстро извинилась и выскочила из своей кабинки, забыв передать Сташинскому ведомость для росписи в получении корреспонденции. Он пробежал глазами по ее содержанию: «Петер умер. Пожалуйста, приезжай». На лбу Богдана выступила испарина.