Никэд Мат - Желтый дьявол [Том 3]

— Гмм! Получше пули, — проектирует Сандорский: — что бы это могло быть?

Ему совершенно не страшно. Безграничная вера в гениальность Мак-Ван-Смита способна заставить его умереть, веря до последнего вздоха, что учитель его выручит.

Но как он доберется сюда, как узнает? Вряд ли эти бандиты позволят ему лежать тут лишние часы…

И вдруг совсем близко внятный шепот:

— Мистер Сандорский! Мужайтесь еще немножко…

Что это? Или ему почудилось? Галлюцинация? Нет, нет!

Но кругом — никого.

— Мак-Ван-Смит, вы?

Опять тот же голос невидимого человека:

— Я. Тише! Я сейчас освобожу вас.

Только теперь Сандорский замечает, что нижняя груда огромных тюков, лежащих в углу кладовки, дрогнула. Через секунду из одного тюка высовывается рука с ножом, режет рогожу, еще секунда — Мак-Ван-Смит освобождает Сандорского от веревок.

— Каким образом, учитель, вы попали сюда? Это чудо! Как вы узнали? — сыплет Сандорский вопросами, не в силах сдерживать обуревающего его восторга.

— Очень просто. Я знал, что эти тюки привезут к Клоделю и что я смогу здесь узнать, где вы находитесь. Но теперь нам нужно скорее выбраться отсюда, пока эти негодяи не вернулись.

— Да, но двери заперты, и, чтобы выбраться, нам нужно пройти их комнату.

— Я знаю тут ход вверх. Это вход через кладбищенский колодец. Мы за ночь пророем боковую стену в коридор и уйдем до их прихода. Нам нужно спешить, ибо эти негодяи замышляют большое дело против О-Ой и самого императора.

— Великолепно! Но у нас ведь нет лопат! Голыми руками…

— Для дедукции нет ничего невозможного.

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, — улыбаясь, отвечает Мак-Ван-Смит, — что, отправляясь на кладбище, не мешает быть немного могильщиком.

И Мак-Ван-Смит вытаскивает из кармана небольшую складную лопату.

Золото огней паровоза в черный мешок ночи.

…Угу-гу-гу-у… у-у… — рвется, прыгает черный зверь, мечет искры по снежным полям.

Метлой дыма звездам в глаза:…угу-гу-гу-у…у.

В ленте вагонов — вагон № 2538. Вагон второго класса. Вагон начальника санитарного поезда № 22 — доктора Светлова.

В маленьком купе очень уютно, особенно когда поезд не стоит на разъездах, а несется во всю мочь.

— Утром будем в Имане, — говорит Светлов своей жене. — Если только нас пропустят.

— А там что? — спрашивает его жена, веселая блондинка в одежде сестры милосердия.

— Там… — неопределенно тянет Светлов. — Там партизаны.

Тук тук-тук. Кто-то стучит в дверь купе. Только теперь Светлов замечает, что поезд остановился и вокруг вагонов какая-то суета.

— Что случилось?

В дверях помощник Светлова, ординатор Струг.

— Николай Николаич! На рельсах человек. Машинист еле затормозил.

— Человек? Любопытно! Живой?

— Не совсем, но еще дышит.

— Паровоз налетел на него?

— Нет. Но он был уже без сознания, когда его подняли. У него рана на голове.

— Крестьянин? Военный?

— Нельзя сказать, но одет хорошо. В штатском.

— Где он?

— Его переносят в перевязочную.

— Хорошо. Дайте распоряжение двинуться дальше. Я сейчас приду в перевязочную.

— Боюсь, что он уже не придет в себя, — качает головой Светлов, осмотрев незнакомца.

— Интересно, кто он такой? — произносит его помощник. — Я думаю, мы имеем некоторое право полюбопытствовать, что у него в карманах.

— Пожалуй, — соглашается Светлов. — Осмотрите карманы.

Но карманы незнакомца оказываются пустыми. Зато из-за подкладки его пиджака помощник Светлова вытаскивает несколько сложенных бумажек.

— Разворачивайте, что там?

1.

ПРИМОРСКИЙ

Революционный Комитет

2 февраля 1920 г, № 294.

УДОСТОВЕРЕНИЕ.

Предъявитель сего т. Евдокимов, командируется Военсоветом Владивостокского Ревкома в г. Хабаровск для установления связи с местными организациями.

Председатель Ревкома Штерн .

За секретаря Сибирский .

Печать.

2.

ШТАБ

Японского Командования

15 января 1920 г. № 182.

УДОСТОВЕРЕНИЕ.

Предъявитель сего Николай Николаевич ПАНОВ является сотрудником Штаба Японского Командования и пользуется правом неприкосновенности на основании договора, заключенного с Приморским правительством.

Начальник Штаба — полковник Таро .

Управделами…

Печать.

3.

ПАСПОРТ РУССКОГО ПОДДАННОГО НА ИМЯ ДВОРЯНИНА ПЕТРА ПАВЛОВИЧА ПОЛИКАШИНА.

4.

ДАМСКИЕ ВЕЩИ И ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ТУАЛЕТА.

Токио. Улица Цветов, дом 32.

Штаб на станции «Иман».

Снегуровский читает: « Нет совершенно медицинского персонала. Среди врачей саботаж по отношению к красным. Присылайте хоть кого-нибудь… Штаб фронта, комполка Ярошенко ».

— Что мне делать? — вслух думает Снегуровский.

— Право, не представляю. Во Владивостоке никого, кто поехал бы… — говорит его начальник штаба Хохлов.

— Товарищ командующий! — спрашивает вошедший в комнату ординарец. — Вы сейчас пойдете осматривать составы или потом?

— Ах, да! — вспоминает что-то Снегуровский. — Ведь у нас же имеется санитарный поезд № 22. Доктор Светлов — вот кого нужно послать.

— Но ведь он здесь налаживает лазарет…

— Вот и хорошо… Значит, свой парень — ужился с партизанами… — И Снегуровский к ординарцу: — Товарищ, позовите ко мне начальника санитарного поезда.

Через некоторое время в сопровождении ординарца появляется доктор Светлов.

— Вам придется отправиться в Розенгардовку и Бекин, — встречает его Снегуровский. — Там много раненых, и совершенно нет медицинского персонала.

— А здесь как, товарищ командующий? — Он еще не привык к слову «товарищ» и, говоря его, улыбается.

— Там нужнее! Вы тут единственный доктор, и некого больше послать…

Доктор Светлов чувствует, что партизаны тоже умеют командовать, и он беспрекословно, по-военному, подчиняется.

— Слушаюсь! — произносит он четко. — Когда прикажете отправиться?

— Завтра утром!

— Слушаюсь! Может быть, вы пожелаете осмотреть поезд?

— Да, это не лишнее, — соглашается Снегуровский. В это время в штаб входит только-что приехавший из Владивостока Буцков, командированный Военным Советом для инструктирования армии. Снегуровский решает и его взять с собой.

За вечерним чаем в вагоне начальника поезда обсуждение новейших событий Владивостокского фронта. Буцков рассказывает о Владивостоке.

Светлов, вначале несколько стесняющийся Снегуровского, — заядлого партизана и командира, — и его штабных — типичных партизанов, отчаянных и немного грубых, — под конец разряжается обычной своей жизнерадостностью и непринужденностью.