Никэд Мат - Желтый дьявол [Том 3]

— Почему баронесса?

Некоторое замешательство, и доктор мямлит:

— Она… у нас начальник поезда… Я понимаю — теперь несколько неудобно титуловать… Но вы понимаете, женщина, некоторое снисхождение к нашим привычкам, простите…

— Скажите баронессе… — Снегуровский делает паузу. Адъютант и начштаба — в панике: а вдруг откажется из-за титула?! Но командующий отчеканивает спокойно: — Штаб благодарит и сейчас прибудет!

Доктор сконфуженно пятится задом и проскальзывает в узкую дверь вагона.

Как только захлопнулась дверь, все разражаются довольным хохотом. Начштаба, всех толще и больше проголодавшийся, резюмирует свое настроение:

— Я бы сейчас к чорту в зубы согласился пойти!.. Так жрать хочется…

Быстро кончают работу. Снегуровский собирает черновики, и они проходят в салон.

…А ночью, когда штаб после ужина снова продолжал работать, Снегуровский думал между диктуемыми фразами: «Да, да! Я ее видел… Теперь я помню отлично: Иркутск, 18-ый год, Сибирский Совнарком. В одном из номеров гостиницы при Совнаркоме находилась арестованной какая-то важная белогвардейская шпионка… не то руководительница восстания юнкеров. Ее называли баронессой Глинской… Совершенно верно! Я ее видел на допросе у председателя Совнаркома: он сам тогда интересовался этим делом… А потом она бежала… Так говорил и Штерн. Совершенно верно! А потом рассказывал в Сопках о ней и Либкнехт, — он еще через нее водил за нос во Владивостоке самого Розанова, когда тот организовал операцию широкого наступления на партизан…».

— Помню! Все вспомнил!.. — вслух произносит Снегуровский и от неожиданности останавливается на полушаге.

Семенов отрывается от машинки.

— Как, товарищ командующий?

— Нет, нет… продолжайте.

И опять ровный стук машинки.

Баронессе сегодня не спится: она взволнована. За ужином она узнала одного из этих… Он у них главный, кажется… Командующим его называли они… Он был тогда в «Метрополе», это там, где помещался большевистский застенок — чека! Она там у них сидела временно, а потом так ловко, всех их надув, бежала…

Этот, — она теперь уверена, — ее тоже узнал… И в голову молнией: «А вдруг арестует!.. А вдруг… Нет…». Она совершенно расстроилась. И баронесса не спит… Нервы у нее совсем растрепались после Читы и Маши и последних событий… Она, не выдержав одиночества, нажимает кнопку звонка.

«…Бежать! — думает она почти вслух. — Бежать!»

В купе бесшумно входит сестра. И баронесса, немного успокоенная, рассказывает ей все всплывшее о 18-ом годе, она, вспоминает свои изумительные и фантастические авантюрные приключения того времени.

Сестра нежно, по-матерински, поглаживает пышные волосы баронессы и целует ее тихо в щеку.

— Эли… моя милая Эли! Успокойтесь, дорогая… Это у вас нервы. Подождем: будем настороже… Бежать всегда успеем…

Сестра эта — мадам Гдовская, та самая, которая ехала с ней за границу в 18-ом году из Петрограда на «последнем экспрессе».

Они снова вместе и снова в окружении большевиков… тайн и всяких случайностей и невероятных трагедий…

Уже далеко за полночь.

Снегуровский и адъютант продолжают работать. Начштаба, плотно поужинавший, не выдержал и давно спит. Но в голове у Снегуровского неотвязная мысль: «Тут что-то неладно…». Сразу повернулся, быстро, почти на-ухо:

— Знаете, товарищ Семенов… Вам завтра нужно наладить серьезное и постоянное наблюдение за этим замечательным, гостеприимным санитарным поездом № 8, особенно за баронессой.

Адъютант ничего не понял.

— Потом я вам объясню, в чем дело; а сейчас только вот это. И ни под каким видом санитарный поезд не перебрасывать без моего ведома…

— Слушаюсь, товарищ командующий.

Адъютант, старый военный, привык подчиняться, не рассуждая.

— Завтра, когда прибудет броневик, прицепите его к сан-поезду. Вот вам будет охрана и внешняя.

— Слушаюсь!.. — еще раз, четкое, нерассуждающее, военное.

— … Аппараты только что вернулись из разведки.

— Ну! — Снегуровский нетерпеливо.

Найденов, весь холодный, заиндевевший, садится к столу и снимает шлем.

— На этот раз, товарищ командующий, удалось определить движение калмыковского отряда.

— Очень хорошо. Ну?

— Мы вылетели сегодня утром тремя группами и, согласно вашего задания, взяли в треугольник весь участок фронта от Уссури до Амура и Сунгари, от Михайло-Семеновска через Лахасусу на Фукдин.

Найденов остановился, расстегнул свой меховой кожаный водолаз и достал из-за пазухи карту и кроки разведки.

Командующий, а за ним адъютант и командир полка Ярошенко склонились над картой.

— Вот здесь… — сильно надавив ногтем, Найденов провел по карте черту, — по целине пробивается Калмыков с отрядом. Я сделал вторую вечернюю разведку — направление одно и то же.

— Значит, он двигается на фукдинскую дорогу? — и адъютант командующего чиркнул карандашом по фукдинскому тракту.

— Да, очевидно…

— В другом направлении не обнаружено его групп?

— Нет. Нигде. Я проследил весь его путь от Уссури, где он свернул с реки на китайскую сторону.

Командующий хрустнул пальцами, сцепленными на коленях.

«Чорт возьми, я этого только и боялся…» — подумал Снегуровский, а вслух коротко произнес:

— Прикажите сейчас же коней. Едем к китайцам…

А когда адъютант поднялся, он ему, не поворачивая головы, бросил вслед:

— Передайте Ротову — эскадрон кавалерии к штабу.

— Слушаюсь! — и Семенов, четко шагая по крашеному полу школы, вышел за двери.

«…Уйдет, проклятый…» — мыслью в голове Снегуровского. — Да нет… — Вслух. А потом опять про себя: «Я его перехвачу, лишь бы скорее сговориться с этими хитрыми ходями».

Снегуровский встал.

— Товарищ Найденов, завтра с утра сосредоточьте всю разведку на фукдинский тракт. Наблюдайте за китайцами. Особенно не проглядите китайских войск со стороны Фукдина.

— Слушаюсь, товарищ командующий. Можно идти?

— Да. А вам, товарищ Ярошенко… — и Снегуровский, понизив тон, произнес: — приготовьте батарею, прицел — китайский город Сопки.

Глаза Ярошенки сделались круглыми.

— Пошлите ко мне немедленно артиллериста-сигнальщика. Я его возьму с собой. О сигнализации пусть условится с начальником батареи. Теперь можете идти.

Ярошенко улыбнулся. Звякнул шпорами, попрощался и вышел.

Снегуровский быстро стал одеваться.

Тихая, жгуче-холодная звездная ночь.

Сопки — маленький пограничный китайский город — погружен во тьму. Только у таможни и пограничного най-она [1] Най-он — начальник уезда. дудзюна Хей-Шу-Ляна — тусклые желтые фонари у темных широких ворот с огромной вогнутой перекладиной. У ворот, закутанный доверху, в широкую шубу, похрустывает китайский часовой. В резные треугольники дубовых ворот виднеется другой — внутри двора. От времени до времени они переговариваются односложными гортанными звуками, подбадривая друг друга.