Питер О'Доннелл - Недоступная девственница

— Могу сказать то же самое. Может, откроешь бутылку бургундского, Уилли?

— Отличная мысль!

Уилли вышел из комнаты и через минуту вернулся с бутылкой темного стекла. Модести стояла у окна и смотрела на улицу.

— Считаешь, за Джайлза можно больше не волноваться или этот подонок водит нас за нос? — спросил Уилли.

— По-моему, он говорил откровенно. На этом для нас все вроде бы должно закончиться, но интуиция подсказывает мне, что это не так. Мне кажется, он ведет игру в нескольких плоскостях. Вполне возможно, что его предложение было вполне серьезным, но одновременно Брюнель расставлял нам капканы. Вся проблема в том, что пока я их не вижу.

Уилли открыл бутылку и наполнил стаканы.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он задумчиво, — в какую бы сторону ты ни повернулась, возникает чувство, что кто-то постоянно маячит за спиной. Он хитрит, это понятно, но в чем заключается эта хитрость? Думаю, Брюнель нас просто запугивает — может быть, поэтому мы склонны видеть в нем более зловещую фигуру, чем есть на самом деле.

— Может быть, — в голосе Модести слышалось сомнение, — и все же мне кажется, что за Джайлзом еще надо присматривать. До тех пор, пока Брюнель не уедет из Англии.

— В этом ты права. Я останусь у тебя и вместе с ним пойду на ночное дежурство. Надеюсь, там найдется еще один номер «Ридерз дайджест».

Модести улыбнулась.

— Нет, милый Уилли. Ты отправишься домой и будешь разбираться со своими подружками или чем ты там занимался до того, как я вернулась с Джайлзом.

— Но…

— В этом нет никакой необходимости, правда. Джайлза снова уволили. Сегодня его последнее дежурство, а там уж я сама буду его нянькой.

— Уволили?

— Сегодня вечером пришло письмо с уведомлением. Похоже, он поспорил с главным хирургом. Не сошлись во мнениях относительно диагноза. Джайлз же не знает, как надо разговаривать с людьми, — назвал этого беднягу мешком с дерьмом. Наверное, доля истины в этом есть. Ну а дальше…

Модести изобразила зверскую гримасу.

Из коридора, ведущего в мастерскую Модести, появился Джайлз. Он несколько раз оглянулся вокруг и спросил:

— Ушел? Противный тип.

— Разве ты его видел?

Модести передала свой стакан с вином Джайлзу, Уилли наполнил ей новый.

— Да, так получилось. Мне стало интересно, я прокрался по коридору, присел на четвереньки и осторожно заглянул в комнату. Но ты не волнуйся, мое лицо было на уровне пола, и я совершенно уверен, что он меня не заметил. А когда он встал и собрался уходить, я тихонько отполз назад.

— Ах ты, хитрый докторишка! — рассмеялся Уилли.

— Подумаешь, что здесь такого. — Джайлз одним глотком осушил полстакана и на мгновение задумался. — Это ужасно, как он говорил о пытках.

— Особенно когда рассказывал, как собирается пытать тебя, дорогой, — с деланной серьезностью заявила Модести.

— Ну, в общем-то, да. Но ведь совсем неважно, кого! Честно говоря, я надеялся, что ты его застрелишь. Жаль, что ты этого не сделала, — Джайлз огорченно покрутил головой. — Мне не нравится, когда людей бьют, стреляют, но таких негодяев я еще не видел! Нет, тебе следовало хотя бы разок в него выстрелить.

— А куда потом девать тело, скажи на милость? — мрачно осведомился Уилли. — Как правило, это довольно неприятная проблема.

— М-да, ты прав, — тоном знатока согласился Джайлз, — но я-то был под рукой.

Модести с улыбкой наблюдала, как Уилли борется с желанием расхохотаться.

— Ну и что бы ты сделал, Джайлз? — серьезно спросила она.

— В конце концов, я же врач. Можно было бы положить его в ванну и разрезать на мелкие куски или еще что-нибудь.

При этих словах Уилли, только что сделавший изрядный глоток, поперхнулся, зажал ладонью рот и бессильно откинулся на спинку стула. С минуту его бил кашель, на глазах выступили слезы. Модести села, удивленно посмотрела на Джайлза и осторожно поставила стакан на стол: желание рассмеяться было настолько велико, что она боялась расплескать вино.

— Джайлз… ты шутишь?

— Нет, конечно, какие здесь могут быть шутки!

— Но… — она беспомощно опустила руки.

— Господи праведный! Труп — это всего лишь труп, и ничего более! Я отлично разбираюсь в трупах, так почему у тебя должны быть проблемы из-за покойника, который и при жизни-то не блистал добродетелью. Рассматривай меня как муниципального мусорщика.

Утирая слезы, Уилли сквозь смех простонал:

— Мы могли бы сплавить его по Темзе. О Джайлз, ты чудо! Ей-богу, я не шучу, настоящее долговязое чудо!

— Знаете что, — обиженно пробурчал Джайлз, — можете смеяться сколько вам угодно, но это очень опасный тип. Я имею в виду Брюнеля. Это уж точно.

Брюнель ехал в такси в Парк-Лейн. Все было замечательно, просто замечательно. Брюнель был доволен. Несмотря на все достоинства, у Модести Блейз оказался один серьезный изъян, можно сказать, роковой изъян, и Брюнель уже давно подозревал о нем. Она эмоциональна, а это признак глупости. Одна операция с сингапурскими бумагами чего стоит… Похитила их ради Тарранта! С одной лишь целью. О Господи, да что же это такое, как могут быть такие мотивы?! Хотя… может, в этом нет ничего экстраординарного. Обычное проявление идиотизма, столь свойственного людям. Экстраординарным был он сам, Брюнель. И это отрадно. Реакция Блейз на его бесстрастное замечание о пытках была типичной. И Гарвин такой же. Что ж, тем лучше. Он бросил им наживку — со временем они ее, конечно, заметят. Но будет слишком поздно.

Очень хорошо. Хотя был и один весьма неприятный, даже пугающий момент. Когда она чуть было не решила убить его. Никаких сомнений, она серьезно взвешивала все «за» и «против». И они без труда могли бы это сделать, будь он даже вооружен. С того момента, как он вошел в комнату, эта парочка блокировала его идеально. Тогда он не испытывал ни малейшего страха, но сейчас на лбу выступил холодный пот. Брюнель осторожно вытер платком лоб и нахмурился.

Да… Если научиться управлять ею, если сделать ее послушным орудием в его, Брюнеля, руках, такому сокровищу цены не будет.

На это потребуется время, может быть, не менее года, но цель того стоит. А для начала следует убрать Гарвина. Экспериментировать с такой парочкой слишком опасно.

Только через два дня сэр Джеральд Таррант сумел выбраться к Модести на чашку чая. К его огорчению, Пеннифезер тоже присутствовал. В глубине душе Таррант был вынужден признать, что ревнует Модести, — видимо, это относилось ко всем ее друзьям, чье поведение и манеры он не одобрял.

Нельзя сказать, что ему не нравился молодой доктор, однако его простодушие и наивность скорее раздражали, чем вызывали улыбку. Несомненно, у него имелись и достоинства: если Модести он нравился, значит, так оно и есть. Но для Тарранта этого было недостаточно.