Джон Пирсон - Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007

Несмотря на разницу в годах, можно было сказать, что они вполне подходят друг к другу: она была невысокого роста, а он — рослый и возмужалый для своих лет. Тётя Чармиан тревожилась по этому поводу, но дядя Грегор посоветовал ей успокоиться: Джеймс сам во всём разберётся.

Отец Грабителя пытался предостеречь Бонда от женщин типа Марты де Брандт. «О, красавица Марта и её английский пудель!» — как-то услышал Бонд, когда ужинал в ресторане «Де Боз-Ар» со своей возлюбленной. Обернулся. Комплимент посылал ему пьяный американец. Бонд сделал два движения: первое — удар кулаком промеж его глаз, и второе — погружение головы недоброжелателя в находящийся перед ним луковый суп.

А однажды у Бонда возникли подозрения, что Марта неверна ему со своим бывшим любовником — представителем парижской фондовой биржи. Тогда следующим вечером женщина пригласила того в гости и заставила смотреть, как она и Бонд занимаются любовью.

Но был один мужчина, который реально встал между ним и Мартой. Звали его Мэддокс, и он попал в поле зрения Бонда в начале лета, когда побывал в обществе его и Бринтонов. Это был своеобразный человек. Любопытный, очень богатый и жёсткий как армейский ботинок. Коллекционер картин и симпатичных женщин, гурман, шутник и друг многих политиков, официально он числился военным атташе в британском посольстве. На деле же он являлся французским представителем британской Сикрет сервис.

Как бывшему возлюбленному Марты де Брандт, ему было интересно наблюдать за успехом Бонда. Будучи человеком методичным, он тщательно изучил подноготную объекта. Поняв, что человек такого типа может оказаться ему полезным, он решил не спускать с него глаз.

Мэддокс всегда гордился своей способностью привлекать новеньких к Секретной службе. У него была своего рода «коллекция» или «винный погреб» потенциальных агентов. Оставалось только выждать, пока они созреют и станут годными к употреблению. Однако Джеймс Бонд созрел быстрее, чем этого ожидал Мэддокс.

В начале 1937 года британская Секретная служба столкнулась с проблемами. Весь прошлый год британцы пытались подружиться с французами, чтобы перехитрить крайне правое крыло, которое было пронемецким, антибританским и позже стало опорой Пьера Лаваля и режима Виши. Поскольку немецкая угроза возрастала, переговоры были секретными. Однако в январе 1937-го в Лондон поступила информация, что о факте переговоров стало известно в Берлине. Слухи поползли и в Париже, и вскоре об этом было напечатано в правой прессе. Официально французское правительство отрицало переговоры, но когда о них было напечатано уже и в Берлине — с прилагающимися к статье документами французского Верховного командования и комментариями британского Генерального штаба, правое крыло пришло в бешенство. Мэддокс получал возмутительные сообщения из Лондона. Срочно найти источник утечки информации и заблокировать его. У Мэддокса, конечно, были свои информаторы. Следы вели к Марте де Брандт. Немецкий военный атташе фон Шютс был завсегдатаем её заведения. В прошлом их уже связывали кое-какие дела, а сейчас она нуждалась в деньгах для своего английского мальчика. Формально эти подозрения необходимо было проверить, однако дело не терпело отлагательств. Вскоре Мэддокс уже ужинал с Джеймсом Бондом.

Позже он напишет, что нашёл своего собеседника совершенно невыносимым — высокомерным, плохо образованным и слишком много пьющим (возможно в этой оценке сыграла роль и ревность Мэддокса). Однако ему было не привыкать — он ломал высокомерие и не таких. Сказал Бонду, что знал его отца и, разговорив, спросил, каковы его дальнейшие планы на жизнь, и собирается ли он дальше иметь отношения с этой шлюхой.

На мгновение у Бонда возникло желание поступить с ним так же, как он поступил с пьяным американцем в ресторане «Де Боз-Ар», однако он не сделал этого, поскольку Мэддокс был трезвым. Бонд спросил его, что он имеет в виду. В ответ Мэддокс положил на стол фотографии Марты со многими мужчинами. Они не были высокого качества, но заставили Бонда задуматься. Потом Мэддокс сыграл на патриотизме Бонда, сказав ему, что одним из этих мужчин является фон Шютц. «Марта не только предавала тебя, — сказал он. — Она продавала Британию и Францию гуннам». После этого Мэддокс в общих чертах обрисовал Бонду ущерб, нанесённый утечкой в Берлин документов о переговорах. «Когда начнётся война, — добавил он, — действия этой женщины будут стоить десятков тысяч британских жизней и даже больше, если она будет их продолжать».

Бонд молчал.

— И что я должен сделать? — спросил он наконец.

— Боюсь, что она должна умереть, — ответил Мэддокс. — Остаётся л ишьуладить детали. Я не хочу тебя в это впутывать и не хочу, чтобы ты пострадал, но должен рассчитывать на твоё сотрудничество.

— Как скоро это должно произойти?

— Чем скорее, тем лучше.

Последовала пауза. Мэддокс дымил большой сигарой.

— Я сделаю это лично, — сказал Бонд. — Будем считать, что из ревности.

— Неожиданно, — ответил Мэддокс.

Следующим днём была суббота, а в воскресенье Марте де Брандт исполнялось тридцать. Ей было страшно думать о том, что ей уже тридцать. Чтобы развеселить её, Бонд предложил ей провести уик-энд в маленьком отеле на берегу Сены.

Проснувшись в субботу утром рядом с ней, он ощутил себя на удивление хладнокровным. Все свои сбережения он потратил на подарок для своей возлюбленной — кольцо с бриллиантом и аметистом, и сейчас положил его и красные розы на поднос с её завтраком. Они занялись любовью, и Марта чувствовала себя необыкновенно счастливой. Никогда ещё она не казалась Бонду такой красивой, как сейчас. Позже, когда они уже ехали в «Бентли», направляясь к отелю, она весело болтала. После полудня они выехали на дорогу, ведущую в Ле Тиллье. С левой стороны от них была Сена, воды которой блестели сквозь голые тополя. Дорога была пустынна. Стрелка спидометра на «Бентли» зашкалила за восемьдесят.

— Любимый, — сказала Марта. — Это ужасно, что мне уже тридцать. Я так не хочу стареть.

— Тебе не придётся стареть, дорогая, — ответил Бонд, выжал до упора педаль газа, и вылетевший на повороте автомобиль кувыркнулся в воздухе и упал в реку.

ЗакончивЭТУ ЧАСТЬ ИСТОРИИ, Бонд замолчал. Сначала я подумал, что он скорбит по тому, что произошло, но вскоре я понял, что он лишь рассматривает двух колибри, блестевших синим цветом на фоне розовых цветков гибискуса. Солнце уже поднялось высоко, бассейн опустел. Бонд потягивал кофе, и по его серым глазам, рассматривающим птиц, невозможно было сказать, о чём он думает на самом деле.

— С тех пор, — сказал он наконец, — я усвоил урок: никогда не позволяй женщине помыкать тобою.