Пит Эрли - Признания шпиона

Рик ухмыльнулся.

— Мы опасались, что Ховард тебя предал и ты арестован, — сказал он.

— Кто такой Ховард? — удивился Федоренко.

Рик торопливо рассказал ему об Эдварде Ли Ховарде, и Федоренко вернулся за свой столик. Выждав несколько минут, Рик присоединился к Уотсону.

— Все улажено, — сказал он. — Он встретится с нами сразу после того, как избавится от своего гостя.

Около 10 вечера Федоренко постучался в дверь номера. Теперь настал черед Уотсона обниматься. Федоренко был несказанно рад встрече.

— Я боялся, что они тебя арестовали, — сказал Уотсон. — Да уж, эта история с Ховардом, — отозвался Федоренко. — Просто кошмар.

Годы спустя, когда Федоренко вспомнит об этой встрече с Эймсом и Уотсоном в отеле, ему придёт в голову, что Эймс хитро использовал его: "Рик не случайно упомянул о Ховарде, когда мы были вдвоём в уборной. Я видел, что он нервничает, но и понятия не имел, почему. Теперь я знаю, что меня предал именно он. Поэтому он и пытался внушить мне, что во всем виноват Ховард. Он хотел, чтобы имя Ховарда вертелось у меня на языке, и добился своего. Сказав о Ховарде Уотсону, я тем самым подтвердил, что он — предатель. И с того момента мы только о нем и говорили. Рик поступил очень умно".

Федоренко сообщил им, что его включили в специальную команду в Москве, которая помогала Михаилу Горбачёву проводить свои реформы.

— Жизнь полна приятных совпадений, — радовался Федоренко. — Угадайте, в реформировании какого органа советского государства я участвую? — Рик и Уотсон не знали. — КГБ! Я вхожу в команду советников Горбачёва по реорганизации КГБ!

Хотя Рику и Уотсону не терпелось задать Федоренко вопросы, связанные с разведкой, в течение часа им пришлось слушать рассказ Сергея о том, как складывалась его жизнь после возвращения из Нью-Йорка в конце 1977 года. Он сказал, что зарыл переданное ему шпионское снаряжение в парке, когда узнал, что в министерстве иностранных дел арестован Тригона (Александр Огородник). Он вспомнил свою работу в Институте США и Канады. "КГБ был в курсе всех моих дел. Мою квартиру постоянно обыскивали. Они пытались поймать меня с поличным". По его словам, в начале 80-х советским людям запрещалось оставаться наедине с иностранцами. "На этих встречах с нашей стороны должно было быть не менее двух человек". Однако КГБ разрешил Федоренко встречаться с иностранцами без свидетелей. "Они хотели засечь меня за передачей записки". Хотя Федоренко был "невыездным", в середине 80-х ему удалось съездить в Венгрию. "Я написал письмо Рику, но, подходя к посольству США, заметил, что оно окружено агентами КГБ. Это было слишком рискованно". Федоренко уничтожил записку и вернулся домой.

За прошедшие 12 лет Федоренко несколько раз ожидал, что его арестуют. Как-то во время собрания в институте, когда он участвовал в споре о переговорах по сокращению вооружений между СССР и США, его коллега обвинил его в "проамериканских настроениях". Это возмутило Сергея, и между ним и его обидчиком разгорелась жестокая вражда.

Вскоре после этой стычки Федоренко узнал, что КГБ арестовал его коллегу по обвинению в шпионаже на ЦРУ. Это был не кто иной, как Владимир Поташов (мидиум). "Все то время, что Поташов нападал на меня, притворяясь, что ненавидит Америку, он работал на вашу сторону".

Этот инцидент испугал Федоренко, так как он не знал, откуда КГБ стало известно, что Поташов был шпионом. "Я думал, что буду следующим". Как ни странно, КГБ оставил его в покое, и недавно ему сообщили, что он снова может выезжать за пределы страны. "Единственная причина, которая мне приходит в голову, это то, что сейчас я советник Горбачёва. КГБ знает, что для ареста советника ему потребуется длинный список неопровержимых улик".

Уотсон спросил Федоренко, не хочет ли он продолжить сотрудничество с Соединёнными Штатами.

— Конечно, хочу, — ответил Федоренко. Приход Горбачёва к власти обрадовал и обнадёжил Сергея, но теперь он подозревал, что Горбачёв отходит от некоторых из своих реформ, особенно тех, что были направлены на "чистки" в КГБ. В 1988 году Горбачёв заменил председателя КГБ Виктора Чебрикова Владимиром Крючковым, который тогда был начальником Первого главного управления. Узнав об уходе Чебрикова, твердолобого коммуниста, Федоренко вздохнул с облегчением. Сначала ему казалось, что Крючков горячо поддерживает нововведения Горбачёва. Но теперь пошли слухи о том, что он советует Горбачёву "притормозить" реформы и принять более консервативную линию руководства.

— Я не знаю, к чему все это приведёт, — озабоченно сообщил им Федоренко.

В тот вечер трое мужчин распрощались на том, что Федоренко свяжется с ними снова через несколько месяцев, когда приедет на конференцию в Канаду.

Уотсон предложил Федоренко "держать ухо востро", когда в Москве ему будут попадаться какие-нибудь "любопытные материалы".

— Да, это будет совсем как в старые добрые времена, — сказал Федоренко.

— Именно так, — отозвался Рик. — Как в старые добрые времена.

Однажды Розарио пригласила Диану Уортен на чашечку кофе. Она хотела показать ей кое-какие образцы материи. Уортен только что сменила занавески в своей гостиной, и Розарио собиралась сделать то же самое.

— Помоги мне выбрать, — сказала Розарио.

— Хорошо, — согласилась Уортен. — С какой комнаты ты хочешь начать?

— Что?

— Ну, это же так дорого. Я подумала, что ты будешь менять занавески постепенно, сначала в одной комнате, потом в другой… — пояснила Уортен.

Розарио рассмеялась.

— Диана, не волнуйся, я не разорюсь. Я хочу заменить их во всём доме. Ну а теперь посмотрим на ткани.

Позже Уортен призналась, что занавески были последней каплей. Вечером по дороге домой она начала подсчитывать, во сколько Эймсам обойдётся покупка и замена занавесок и портьер во всём доме. «Я подумала: "Откуда, черт возьми, у них взялись такие деньги?"».

Добравшись до дома, Уортен была так расстроена, что не могла уснуть. По крайней мере ещё в течение недели она не говорила никому ни слова. Наконец, в один прекрасный день в конце ноября она решила повидаться с Сэнди Граймс. Закрыв за собой дверь кабинета, Уортен сказала:

— Сэнди, мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Граймс заметила, что Уортен расстроена.

— Я знаю, что мои подозрения ужасны, и чувствую себя последней сволочью, — продолжала Уортен. — Эти люди — мои самые близкие друзья, но мне кажется, что ты должна кое о чём узнать. Я имею в виду Рика Эймса и его жену Розарио.

Говорит Рик Эймс

Легче всего было бы обвинить во всем Розарио. Я мог бы сказать, что она бы бросила меня если бы у меня не хватило денег на то, чтобы сделать ее счастливой. Сначала я твердил себе именно это. Что виной всему она. Что после развода с Нэн у меня не было выбора. Что если бы не деньги, я бы потерял Розарио. Но если честно, когда мы познакомились, Розарио вовсе не хотела, чтобы я купался в деньгах. Это я был убеждён в том, что должен разбогатеть.