Арсений Замостьянов - Майор Пронин против врагов народа

Записав требуемое, Пронин отдал блокнот и паркеровскую ручку швейцарцу.

– Джаз я вам, кстати, в ближайшие дни не обещаю. В Москве джазменов летом днем с огнем не сыщешь: мертвый сезон. Утесов на гастролях. Цфасман – тоже. В Ленинград мы поедем в конце вашего визита. Впрочем, вполне возможно, мы застанем Утесова с его оркестром на одном из кавказских курортов. Вы ведь собирались посетить советские здравницы, посмотреть, как отдыхают наши люди после трудовой вахты? Всесоюзные здравницы – это важная часть НОВОЙ жизни, которую получили наши трудящиеся.

– Да, это входит в мои планы.

– Значит, послушать советский джаз вы сможете довольно скоро. Но, к сожалению, не в Москве. Готовьтесь пока к походу в оперетту. Правда, это будет не классическая оперетта… Не Штраус, не Кальман и не Легар…

– Советская? – У Малля загорелись глаза.

Пронин кивнул:

– Архисоветская. Исаак Дунаевский. «Вольный ветер». Про матросов.

– Это прекрасно, это просто прекрасно! Нас ждет незабываемый вечер… А что это за оперетта про матросов?

– Этого еще никто не знает, кроме самих создателей. Совсем новая оперетта, премьера. Специально для вас готовили, – с ехидцей добавил Пронин.

Малль нагнулся к Пронину и заговорщически прошептал:

– Скажите, а этого композитора, Дунаевского, зовут Исаак?

– Исаак, – подтвердил майор, – Исаак Осипович.

– То есть, Иосифович? Сын Иосифа?

– Похоже на то.

– Он еврей?

Пронин непонимающе уставился на дипломата.

Малль повторил свой вопрос:

– Ну да, он ведь еврей? По национальности?

– И что с того?

– И он учился в консерватории?

– Конечно.

– И лауреат?

– Лауреат всевозможных конкурсов.

– И премии от государства получает?

– Да. И еще звание народного артиста. И все его премьеры вызывают всеобщее восхищение. Отменные рецензии публикуются в столичной прессе. А также в провинциальной.

– Удивительно!

– А его песни во время войны помогали громить фашистов не хуже танков и пушек!

– Поразительно! У нас ходят кошмарные слухи о сталинском антисемитизме…

Пронин снова улыбнулся и тоже заговорщически прошептал светловолосому Маллю:

– Ну и пускай себе ходят. Нам-то с вами – что за дело?.. Или – все-таки да?

Собеседники переглянулись и расхохотались.

Вечером состоялся упоминавшийся выше разгром на Лубянке, откуда Пронин вернулся домой, наделенный чрезвычайными полномочиями. Он до утра анализировал слова и поведение Малля. Каждая мелочь могла стать решающей. Жесты, мимика, слова… Мысленное препарирование швейцарского дипломата, подозревавшегося в связях с фашистской организацией, закончилось в шесть часов утра, когда на улицах перестали шуршать метлами дворники и загремели бидонами молочницы. Листок с руководящими указаниями для своей группы Пронин сложил вчетверо и сунул во внутренний карман пиджака.

За окном начинался летний московский «опереточный» денек.

Это была не только премьера оперетты Дунаевского – это было начало большой работы для Лифшица. Он суетился за кулисами, проверяя грим у своих подопечных, о чем-то нервно перешептывался с режиссером, цыкал на примадонну и проверял, как настроены музыкальные инструменты. За час до представления уединился в кабинете директора театра, где стоял макет зрительного зала. На оборотных сторонах почтовых марок Лифшиц написал имена зрителей – учтены были все! – и наклеил марки на миниатюрные кресла макета. Вот – Малль, рядышком – переводчик Андрей, по другую сторону – посол. Рядом с переводчиком – Пронин… Неплохая получилась компания. Это ложа. В ложе бенуара – другие важные иностранцы. Их было немного, с десяток. И все – на заметке у Лифшица.

Значит, за них не надо волноваться. Но и в партере для Лифшица не было незнакомцев. В основном – люди проверенные, сотрудники органов, военные с женами, рабочие и крестьянские депутаты. Десяток друзей композитора Дунаевского, семьи артистов. Еще человек двадцать – представители столичной богемы. Вот эти вызывали у Лифшица подозрения: не пронесли бы оружия! В амфитеатре и на балконах через одного сидели наши снайперы с дамами из школы стенографисток… Для разнообразия Пронин просил разбавить публику представителями среднеазиатских, закавказских и прочих республик. «Чтоб было как на выставке достижений. Фонтан «Дружба народов» видел?» Лифшиц разместил их в гуще партера и на балконах. Кавказцы, казахи – в костюмах с национальными элементами. Это придавало публике некий привлекательно-туристический оттенок. Разумеется, все это были люди проверенные – многократно и с пристрастием. Лифшиц лично проверял у джигитов кинжалы: их смастерили из мягкой нержавейки.

А вот майор Пронин решил использовать дневное время, отпущенное дипломату для отдыха после поездки, и познакомить последнего с бурятским лекарем Василием Могуловичем Могуловым – в просторечии Могу-ламой.

Василий был извлечен из-за баранки. Облачен в дорогой цивильный костюм. Пострижен у хорошего парикмахера (в парикмахерской на Кузнецком, где стригся до войны кукольник Сергей Образцов) и обрызган «Шипром». В результате из парикмахерской вышел превосходный экземпляр европейски образованного восточного интеллигента.

– Василий Могулович, вам предстоит теоретическая беседа с представителем враждебного нам идеологического лагеря. Надеюсь, вы с честью сумеете пронести знамя социализма и не уроните достоинство советского человека! – настраивал подопечного Пронин по пути домой.

– Так тосьно, Иван Николаевись, – с готовностью кивал бурятский водитель и «медик».

– И учтите, надо найти его слабое место. Пусть понервничает, поволнуется. Надо его заинтриговать, удивить.

– Так тосьно, Иван Николаевись.

– Покажите ему, что национальная политика в Советском Союзе ведется не только вширь, но и вглубь!

– Так тосьно, Иван Николаевись.

Дома Василия напоили чаем с домашними пирожками. Из пронинской библиотеки извлечена пара академических томов, посвященных экзотическим восточным учениям. Далее последовал телефонный звонок в «Метрополь» и согласование всех условий встречи Малля со специалистом по восточным религиям и нетрадиционным методам лечения. Наконец, все было готово, и научно-медицинская делегация пешком отправилась в гостиницу. Малль приветливо встретил Пронина.

– Рад вас видеть, господин Пронин. Надеюсь, встреча будет интересной. Я и не предполагал, что в Советском государстве могут сохраниться традиционные восточные культы. Ведь медицина на Востоке всегда связана с религией…

– Вот, – Пронин выдвинул вперед Василия, – рекомендую. Молодой философ и целитель Могу-лама. В просторечии – Василий Могулович Могулов. Только он теперь не служитель культа. Он – ученый и врач. К тому же – комсомолец. Так? Ведь диалектика марксизма всеобъемлюща, а учение наших вождей всесильно потому, что оно верно.