Джон Ле Карре - Агент на передовой

Всё у него разложено по полочкам. Яркие портреты и псевдонимы тех, кто его тренировал и с кем он тренировался, профессиональные хитрости, которым его учили, испытательные вылазки и, конечно, его священная миссия в качестве верного родине спящего агента, которую он повторял как мантру: учись не покладая рук, заслужи уважение своих учёных коллег, разделяй их ценности и философию, пиши статьи в научные журналы. В чрезвычайных ситуациях никогда, ни под каким предлогом не пытайся связаться с ограниченной резидентурой российского посольства в Лондоне, где о тебе знать не знают, к тому же резидентура не обслуживает спящих агентов — это элита, выращенная вручную чуть не со дня рождения и контролируемая отдельной эксклюзивной командой в Московском центре. Плыви по течению, выходи на связь раз в месяц, и пусть каждую ночь тебе снится матушка-Русь.

Что вызывало любопытство — а у его дознавателей не просто любопытство, — так это полное отсутствие каких-либо новых и, соответственно, ликвидных разведданных. Каждый предъявленный им болтик уже предъявлялся предыдущими перебежчиками: персоналии, методы обучения, спецподготовка разведчика, даже шпионские игрушки, дубликаты которых лежали в музее криминалистики, в зале для почётных посетителей, на первом этаже Конторы.

Проигнорировав сомнения дознавателей, Русский отдел ныне отсутствующего Брина Джордана оказал Камертону радушный приём: приглашал на ужины и футбольные матчи, помогал писать письма фиктивной подруге в Дании, где он сообщал о работе учёных коллег, прятал жучки в его квартире, влезал в его каналы связи, периодически устраивал скрытое наблюдение. И ждал.

Вот только чего? За шесть, восемь, двенадцать месяцев, которые влетели в копеечку, ни одного сигнала от его кураторов из Московского центра — ни письма с тайным подтекстом, ни мейла, ни телефонного звонка, ни магической фразы, произнесённой в заранее оговорённое время по коммерческому радио. Махнули на него рукой? Вывели на чистую воду? Прознали о его сексуальной ориентации и сделали свои выводы?

Один бесплодный месяц следовал за другим, терпение Русского отдела иссякало, и в один прекрасный день Камертона отправили в Гавань для «технического обслуживания и неактивной деятельности». Или, как выразился Джайлс, «чтобы держать его в резиновых рукавицах на длинных асбестовых щипцах, и если я хоть что-то смыслю в тройниках, у этого товарища симптомов вагон и маленькая тележка».

Симптомы если и есть, то очень старые. Сегодня, как подсказывал мой опыт, Сергей Борисович представлял собой очередного двоечника в бесконечной русской игре с двойными агентами. Москва его использовала и выбросила на помойку. И вот он решил, что пришло время нажать на аварийную кнопку.

Шумные подростки ушли в вагон-ресторан. Сидя в уголке, я звоню Сергею на выданный ему мобильник и слышу всё тот же дисциплинированный, бесстрастный голос, который я запомнил ещё в феврале, когда Джайлс передавал мне с рук на руки своего агента. Я сообщаю, что откликнулся на его звонок. Он меня благодарит. Я спрашиваю про его самочувствие. Слава богу, Питер. Я говорю, что приеду в Йорк не раньше половины двенадцатого. Хочет ли он увидеться в такой поздний час или дело терпит до утра? Я устал, Питер, так что лучше перенести на утро. Вот вам и «сверхсрочно». Я предлагаю «традиционную процедуру» и спрашиваю, нет ли с его стороны возражений. В разведделах последнее слово всегда за полевым агентом, каким бы сомнительным он ни выглядел. Спасибо, Питер, меня она устраивает.

Уже за полночь. Из дурно попахивающей спальни в отеле я снова звоню Флоренс на рабочий мобильный. Всё то же электронное вытьё. Других номеров у меня нет, поэтому я набираю номер в Гавани, чтобы спросить Илью, нет ли новостей насчёт «Розового бутона».

— Ни словца, ни живца. Уж извините, Нат.

— Острослов нашёлся, — огрызаюсь я и обрываю связь.

Я мог бы его спросить, не слышал ли он что-то о Флоренс, может, знает, почему у неё выключен телефон, но Илья молоденький, взрывной, ещё, не дай бог, всполошит всю нашу Гавань. Любой служащий обязан предоставить номер городского телефона для контакта с ним во внерабочее время на случай, если мобильный сигнал по какой-то причине отсутствует. Такой номер у Флоренс зарегистрирован в Хемпстеде, где, насколько я помню, она любит бегать. Похоже, никто не обратил внимания на то, что Хемпстед никак не соотносится с Пимлико, где, по её утверждению, она живёт вместе с родителями. Но, с другой стороны, есть же 24-й автобус, о чём она сама мне говорила.

Я набираю хемпстедский номер и наговариваю на автоответчик, что звонит Питер из клиентской службы безопасности, у нас есть подозрения, что её аккаунт взломали, поэтому в её интересах срочно перезвонить на этот номер. Я выпиваю много виски и пытаюсь уснуть.

«Традиционная процедура», предложенная Сергею, восходит к дням, когда к нему относились как к двойному агенту с серьёзными перспективами роста. Место встречи — перед городским ипподромом. Он приедет на автобусе, с вчерашней газетой «Йоркшир пост» в руке, а я буду его поджидать в казённой машине неподалёку. Он должен некоторое время потереться в толпе, давая наружке Перси Прайса возможность решить, не контролирует ли нашу встречу противник, а такой вариант исключать нельзя, хотя кому-то он может показаться притянутым за уши. После того как наша родная команда даст добро, Сергей подойдёт к автобусной остановке и станет изучать расписание. Газета в левой руке означает отмену мероприятия. Газета в правой — «всё в силе».

Сама процедура передачи агента, разработанная Джайлсом, несколько отличалась от традиционной. Он настоял на том, чтобы мы встретились в общежитии у Сергея на территории университетского кампуса, где нас ждали бутерброды с копчёным лососем и бутылочка водки, чтобы их запить. А наше прикрытие было не толще вафли: Джайлс — заезжий профессор из Оксфорда в поисках талантов, я — его нубийский раб.

Но сегодня мы возвращаемся к традиционной процедуре, никакого копчёного лосося. Я взял в аренду побитый «воксхолл», ничего лучшего прокатная компания не смогла мне предложить. В дороге я всё время поглядываю в зеркальце заднего вида — уж не знаю, что я рассчитываю в нём увидеть, но всё равно поглядываю. Денёк серый, накрапывает, обещали усиление дождя. Еду по прямой, плоская равнина. Вот и ипподром, возможно, здесь ещё древние римляне развлекались. Слева от меня мелькает белое ограждение. Впереди ворота с приспущенным флагом. Я еду с прогулочной скоростью мимо толпы любителей шопинга и искателей приключений под дождём.

И вот, пожалуйста, на автобусной остановке среди ожидающих пассажиров стоит Сергей и изучает жёлтое расписание. В правой руке у него «Йоркшир пост», а в левой — не предусмотренный сценарием музыкальный футляр с продетым сквозь ручки сложенным зонтом. За остановкой я притормаживаю и, опустив стекло, кричу: