Йоханнес Зиммель - Пятый угол

Томас, очень понравился Вальтеру Линднеру. Когда последний узнал, что тот тоже был банкиром, он сказал ему:

— Приглашаю отправиться со мной в Южную Америку. Как только приедет моя жена, я двину туда. У меня там целое состояние. Станете моим партнером…

И он предъявил выписку из банковского счета «Рио де ла Плата Банк». Документ был свежим и подтверждал: на счету у Линднера депонировано более миллиона долларов. Это был миг, когда Томас Ливен вопреки всему пережитому вновь почувствовал прилив сил, обрел веру в человеческий разум и светлое будущее.

Ему хотелось только достойно завершить дело с черной папкой, насколько это было в его силах. Ни германский абвер, ни французская секретная служба не должны были добраться до досье. А уж потом — вон из этой вечно грызущейся, прогнившей старой Европы! Вперед, к новой жизни! Снова стать банкиром, солидным штатским человеком! Ах, как он истосковался по всему этому!

Этим желаниям так и не суждено было сбыться. Очень скоро Томасу придется, подавляя в себе угрызения совести, работать на французов против немцев. А затем снова на немцев против французов. И опять на французов. И против англичан. И на англичан. И на всех трех. И против всех трех. Безумие еще только набирало силу. Тот добрый человек, сидевший в Томасе Ливене, любивший мир и ненавидевший насилие, даже не подозревал, что его ждало впереди…

Миновал июнь, за ним июль. Вот уже два месяца они торчали в Тулузе. Однажды жарким утром Симеон, Жанна и Томас собрались на небольшой военный совет.

Симеон держался несколько возбужденно, и чуть позже Томас вспомнил об этом. Полковник втолковывал ему:

— Надо расширять радиус наших действий, друг мой. У мадам для вас есть новый адрес, — он склонился над картой местности. — Взгляните-ка, вот здесь, примерно в сто пятидесяти километрах северо-западнее Тулузы, в долине Дордонье неподалеку от Сарла.

— Там, на краю местечка Кастельно-Фейрак, находится небольшой замок, — пояснила нервно курящая Жанна, но, и на это обстоятельство Томас обратил внимание не сразу. — Называется Лэ Миланд. У тамошних жителей тоже есть ферма, масса свиней и коров, все…

Три часа спустя маленький «пежо» трясся по пыльным сельским дорогам, держа курс на северо-запад. Пейзаж на берегах Дордонье выглядел романтично. Столь же романтично смотрелся и замок Лэ Миланд с его белыми стенами XV столетия, двумя высокими и двумя небольшими сторожевыми башнями, господствовавшими над всей холмистой грядой, в окружении старого парка и примыкавших к нему лугам и полям.

Томас оставил машину перед открытым въездом в парк и несколько раз громко прокричал. Никто не ответил.

Он дошел до большой усыпанной гравием площадки. Гигантские старые дубовые ворота оказались приоткрыты. От них вверх вела широкая лестница. «Алло!» — снова прокричал Томас.

Вслед за этим он услышал резкий визгливый смех, заставивший его вздрогнуть, поскольку это был не человеческий смех.

В следующее мгновение через приоткрытую дверь мелкими прыжками, оглашая все вокруг воплями, вылетела маленькая коричневая обезьянка, скатилась по ступенькам вниз и взгромоздилась на Томаса Ливена. Прежде чем он успел прийти в себя от неожиданности, обезьянка уже устроилась на его левом плече и, беспрерывно поскуливая, осыпала его поцелуями. Раздался чей-то женский голос:

— Глу-Глу, Глу-Глу, где ты? Что ты там опять натворила?

Распахнулись дубовые ворота. В их створе показалась ослепительная темнокожая красавица. На ней были белые брюки и белая блузка навыпуск. На узких запястьях позвякивали золотые браслеты. Плотно приглаженные черные волосы разделялись посредине пробором.

У Томаса перехватило дыхание: он узнал эту женщину, он давно боготворил ее. У него не было слов. Томас был готов ко всему, но только не к тому, чтобы внезапно оказаться перед идолом всего мира, идеальным воплощением экзотической красоты, перед негритянской танцовщицей Жозефиной Беккер — и когда? — в сумасшедшее время, во Франции, разрушенной войной и капитуляцией.

Нежно улыбаясь, она сказала:

— Добрый день, мсье, извините за столь бурное приветствие. Похоже, вы понравились Глу-Глу.

— Мадам… Вы… Вы здесь живете?

— Да, снимаю эту виллу. Чем могу быть полезной?

— Меня зовут Жан Леблан. Я полагал, что еду сюда за продуктами… Но, увидев вас, мадам, совершенно забыл об этом, — произнес Томас. Потом он с обезьянкой на плече поднялся по ступенькам и, склонившись в глубоком поклоне, поцеловал руку Жозефины Беккер.

— И вообще совершенно неважно, почему я приехал. Я счастлив стоять перед вами, одной из величайших представительниц искусства нашего времени.

— Вы очень любезны, мсье Леблан.

— У меня есть все ваши пластинки. Целых три «J'ai deux amours»! [4] «У меня две любви». — Примеч. пер. Я видел столько ваших ревю…

С огромным почтением Томас смотрел на «черную Венеру». Он знал, что она родилась в американском городе Сан-Луис и была дочерью испанского коммерсанта и негритянки. Знал, что свою сказочную карьеру она начинала, будучи бедной как церковная мышь. Жозефина Беккер мгновенно завоевала Париж, и с этого началась ее мировая слава. Она приводила публику в неистовство, исполняя зажигательные танцы, при этом из всей одежды на ней был лишь венок из бананов.

— Вероятно, вы из Парижа, мсье?

— Да, я беженец…

— Вы должны рассказать мне все. Я так люблю Париж. Это ваша машина там, перед воротами?

— Да.

— Вы приехали один?

— Конечно, а что?

— Ничего, я просто спросила. Прошу вас, мсье Леблан, следуйте за мной…

Замок был обставлен старинной мебелью. Томас констатировал, что здесь проживает целый зверинец. Кроме обезьянки Глу-Глу он познакомился: с ее весьма серьезным собратом Микой из Нижней Амазонки, с гигантским датским догом по имени Бонзо, с ленивым питоном Агатой, кольцом свернувшимся в холле у потухшего камина, с попугаем Ганнибалом и двумя маленькими мышками, которых Жозефина Беккер представила как фрейлейн Папильотка и фрейлейн Знак Вопроса.

Все эти звери жили в большом согласии друг с другом. Бонзо развалился на ковре и позволял фрейлейн Знак Вопроса в буквальном смысле танцевать на своем большом носу. Мика и Ганнибал играли в футбол, гоняя шарик из серебряной фольги.

— Счастливый мир, — сказал Томас.

— Звери умеют жить в мире, — сказала Жозефина Беккер.

— Люди, к сожалению, нет.

— И люди тоже когда-нибудь научатся, — ответила танцовщица. — Однако теперь рассказывайте о Париже.

И Томас Ливен заговорил. Он был так очарован встречей, что совершенно забыл про время. Наконец очнувшись, он виновато взглянул на часы.

— Уже шесть, боже ты мой!

— Я замечательно провела время. Не хотите ли остаться поужинать? У меня в доме, правда, не густо, я не готовилась к визиту. И моей служанки нет…