Йоханнес Зиммель - Пятый угол

— Шанталь, ты сбрендила, э-э, сошла с ума. Клянусь тебе…

— Заткнись! Я-то не взглянула ни на одного мужчину, с тех самых пор как узнала тебя! А ты… а ты… ах, все мужики свиньи! Да еще к тому же с такой, как эта! С крашеной!

— Она не крашеная, дитя мое, — мягко сказал Томас.

— А-а-а-а-а! — теперь она набросилась на него, как дикая кошка. — Откуда ты знаешь, скотина, откуда тебе это известно?

Завязалась потасовка. Потом было примирение. Томасу понадобилась целая ночь, чтобы доказать Шанталь: блондинку Ивонну он никогда не любил и никогда не полюбит. К рассвету она все осознала, стала мягкой как воск и нежной, как массажистка в Гонконге. А после завтрака она отправилась добывать ему швейцарский паспорт…

Говорят, Герман Геринг был жутко разочарован, когда во время своего первого посещения оккупированного Парижа, заглянув к всемирно известным ювелирам Картье и Ван Клеффу, он услышал от продавцов, что, к сожалению, они не могут обслужить такого именитого клиента, потому что владельцы перед приходом немцев переправили в Лондон все самые дорогие изделия.

То, что удалось ювелирам в Париже, сорвалось у их коллег в Антверпене и Брюсселе. Десятилетиями Брюссель и Антверпен считались международными центрами огранки драгоценных камней. Обнаруженные там алмазы и бриллианты после оккупации были частично скуплены немецкими властями или просто конфискованы. Особенно в тех случаях, когда их владельцами были евреи, что чаще всего и случалось.

Германский рейх нуждался в так называемых промышленных алмазах для военной индустрии — шлифовки коленчатых валов двигателей и обработки твердых металлов. Добывать эти ценные материалы был уполномочен полковник Фельтьен из ведомства по четырехлетнему планированию.

Он пытался «организовать» камешки и отходы от их обработки и в нейтральных странах вроде Швейцарии. Однако его немецкие скупщики по большей части были мздоимцами. Эти господа действовали по довольно простой схеме: в Бельгии они конфисковывали у евреев алмазы, однако полковнику Фельтьену перепадала только часть добычи или вообще ничего, ее переправляли с курьерами через оккупированную и неоккупированную Францию в Швейцарию. Здесь сырье предлагали другому немецкому уполномоченному, который приобретал его по максимально завышенным ценам. Первые коррумпированные закупщики, как говорится, лишь пофыркивали в кулаки.

Между сентябрем 1941 и январем 1942 года были перехвачены четыре таких курьера, с которых сняли заботу по доставке украденных или конфискованных камешков. Эти промышленные алмазы и бриллианты чуть позже оседали во вместительном стальном сейфе Национального банка в Цюрихе, арендованном самолично неким Ойгеном Вельтерли…

Со счета упомянутого швейцарского гражданина Ойгена Вельтерли 18 января 1942 года было переведено 300 тысяч швейцарских франков на лондонский счет организации «Воннемистер». Целью организации было: с помощью подкупа вызволять лиц, преследуемых по расовым или политическим мотивам в оккупированных Гитлером странах Европы, и переправлять их в безопасное место.

В июле 1942 года Дант Вильфор по прозвищу Лысина пригласил в свою квартиру на улице Мазино, 4, в Марселе всех участников банды для проведения «генеральной ассамблеи».

— Господа, — обратился Дант Вильфор к соратникам, — с меня хватит. Я сыт по горло этой Шанталь. Дело с платиной они нам сорвали, а ведь мы были в шаге от цели. Год назад — облом с португальским бизнесом. А теперь еще история с декретами фалангистов!

Дело с декретами фалангистов началось просто и элегантно. Памятуя об уроках гениального португальского художника и фальсификатора Рейнальдо Перейры, Томас Ливен с помощью умельцев из старого квартала запустил крупномасштабное предприятие по подделке документов. Работы не прекращались ни днем ни ночью. Родственная контора Лысины попросту не выдержала конкуренции.

Подделки людей Шанталь Тесье были дешевле и выше качеством, к тому же и изготовлялись быстрее. В последнее время организация предлагала одну новинку всем интересующимся красным испанцам, в свое время вынужденным бежать от Франко и испытывавшим тоску по родине. Вместе с поддельными испанскими паспортами этим людям поставляли и дипломы с изъявлением благодарности, признательности, а также подтверждающие награды, которыми государство Франко отмечало их заслуги перед фалангистами. Это был абсолютный хит продаж лета 1942 года.

— Господа, — продолжал Дант Вильфор свое производственное совещание. — Одна Шанталь Тесье была сущим наказанием. Она все время оставляла нас с носом. Из-за нее мы несли сплошные убытки. А теперь еще и это дерьмо Пьер, или как он там называется, это уж слишком!

Одобрительный невнятный говор.

— Я вот что скажу: с Шанталь мы скоро разделаемся. За ней тоже много чего водится! Слышал, она любит парня. Что могло бы выбить ее из седла?

— Прикончить ее красавчика, — крикнул один.

— Ты рассуждаешь как законченный идиот, — рассвирепел Вильфор. — Убрать, прикончить. Это все, на что вы способны. Ну что же вы так? Для чего у нас связи с гестапо? Я выяснил, что одно из имен этого типа Юнебель. И некоего Юнебеля разыскивает гестапо. И можно будет заработать кучу денег, если мы… Продолжать?

Продолжение не требовалось.

Вечером 17 сентября 1942 года разыгралась сильная гроза. До этого Шанталь и Томас решили было сходить в кино. Но передумали и остались дома.

Они пили кальвадос, слушали пластинки, и Шанталь была на удивление ласковой, сентиментальной и мягкой.

— Что ты со мной сделал… — шептала она. — Порой я сама себя не узнаю…

— Шанталь, нам нужно уехать отсюда, — сказал Томас. — Плохие новости. Немцы вот-вот оккупируют Марсель.

— Мы отправимся в Швейцарию, — согласилась она. — Денег там у нас достаточно. Устроим себе роскошную жизнь.

— Да, милая, — сказал он и поцеловал ее.

Затем со слезами на глазах она зашептала:

— Ах, дорогой… Я счастлива, как никогда. Это не может длиться вечно, ничто не вечно, но хотя бы еще какое-то время, хотя бы еще немного…

Потом Шанталь проголодалась, ей захотелось винограда.

— Магазины закрыты, — рассуждал Томас. — Но на вокзале я, возможно, еще раздобуду виноград…

Он встал и оделся. Она запротестовала:

— В такую погоду — ты с ума сошел…

— Нет, нет, ты получишь свой виноград. Ты любишь его, а я люблю тебя.

Слезы вдруг снова выступили у нее на глазах. Маленьким кулачком она ударила по коленке и выкрикнула:

— Проклятье, как это глупо! Я плачу, потому что так люблю тебя…

— Я сейчас вернусь, — сказал Томас и быстро вышел. Он ошибся.

Ибо через двадцать минут, после того как он покинул дом на улице Кавалера Роз, чтобы купить виноград, Томас Ливен, он же Жан Леблан, он же Пьер Юнебель оказался в руках гестапо.