Арсений Замостьянов - Шпион против майора Пронина

Через двадцать минут в Фабричном поселке Лифшиц допрашивал шофера Микитина. Что он мог рассказать про Гасина? Ну, про этого, попутного-шелапутного. А что сказать? Попросил подбросить по дороге. Мужик обходительный, видать, из интеллигентов. Учитель какой, али сам инженер. Одет аккуратно. Тверезый. Курит «Беломор». Денежку имеет, не из шантрапы.

Пронин с Сергеевым беззаботно гуляли по лесу. Майор наслаждался зимним загородным воздухом, говорил о птичках, о том, что вот-вот ударят крещенские морозы — и непросто им будет добывать пищу. Может быть, сердобольные пионеры им помогут?

— Это что за просека, Сергеев?

— Здесь высоковольтку строить будут. На следующее лето. Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны.

— Это правильно. А там, верно, населенный пункт? Дорога-то больно широкая через лес идет.

— Так Фабричный поселок! Там и общежитие энергетиков построили. Уже заселили.

Они побрели по обочине.

— Тормознем грузовичок? — предложил Пронин.

Сергеев смекнул, что немолодой майор устал от прогулки и самоотверженно бросился наперерез облезлому грузовику. Сквозь затуманенное стекло шофер не различил милицейской формы и сперва громко выругался в приоткрытую дверь:

— Куда прешь, придурочный?… Прощения просим, товарищ.

— Пассажиров примете?

— Принял бы, да некуда — шофер кивнул на пассажира, который степенно восседал в прокуренной кабине.

Пронин уже нащупывал «Коровина» в кармане пальто. Он отодвинул Сергеева, ловко запрыгнул в кабину и оттолкнул шофера. Шофер упал, ударился головой о льдистую бетонку. А Пронин уже газовал. Одной рукой держал баранку, другой приставил «Коровина» к сердцу пассажира.

— Давненько вас ищем, товарищ Гасин. Не берет вас время. Все такой же, как двадцать лет назад.

Пронин уверенно вел грузовик на предельной скорости. Он мчался к Фабричному поселку. Возле отделения милиции толпился народ, в центре внимания размахивал руками Лифшиц. Миша с удивлением смотрел на виляющий грузовик, явно превышающий положенную скорость, когда Гасин изловчился оттолкнуть руку Пронина, открыть дверь и спрыгнуть в снег. Пронин тоже на ходу вынырнул из машины, которая превратилась в неуправляемый метеорит. Гасин бросился в сторону леса, Пронин за ним. Бухгалтер выиграл метров двести: он ведь соскочил раньше, а Пронин выпрыгивал в противоположную дверь. Гасин выстрелил — на бегу, не прицеливаясь. Пронин бежал чуть быстрее, ухитрялся сохранять равновесие на скользкой земле. Бежал, как сельский парубок перед кулачным боем. Гасин занял место за широким дубом и начал прицеливаться. Пронин видел только его руку.

Пронин тоже спрятался за деревом — за сосной совсем не богатырских размеров. Между ними осталось пятьдесят метров. От выстрелов ствол сосны раздробился возле лба. Пронин откатился в сугроб — оттуда было удобнее прицеливаться. Да и простреленная сосна внушала недобрые мысли. Выстрел! — и Гасин опустил раненую руку. Кровь его хлынула в снег.

Пронин неторопливо подошел к нему. Выстрела с левой руки он почему-то не опасался. Подоспели и Лифшиц с Сергеевым. Три дула нацелились на бухгалтера Гасина. Он отбросил револьвер в снег, поднял левую руку. Сергеев веревкой связал ему ноги. Гасина погрузили на носилки, понесли к бетонке.

— Загубил я грузовик. Старею. Придется родному ведомству купить для местного колхоза машину. Миша, это на тебе.

— Сделаем.

— И врача поскорее для этого, раненого. Он мне нужен в хорошей спортивной форме.

— Иван Николаич, а скажите, это Роджерс?

— Да нет, обыкновенный советский бухгалтер, член профсоюза, общественник. Видал, как отстреливался? Это только бухгалтера и общественники такую прыть имеют.

Пронин присел на обочине. Мышцы болели, как после первой в году длительной лыжной прогулки. Пока Лифшиц всех распределял по машинам, появился Железнов.

— Ты взял Роджерса? — Виктор восторженно смотрел на майора.

— Пришлось даже баранку покрутить. Поразмялись мы с ним. Если бы я не упустил его тогда, когда они макароны с мясом ели…

— А телеграфные коды?

— Так же далеки от нас, как и вчера. Просто сегодня мы взяли Роджерса.

Железнов протянул ему руку, но Пронин, покряхтывая, встал самостоятельно. В Москву Пронин добирался в кузове грузовика, накрывшись брезентом. От почетного места в «эмке» отказался. Никакой передышки. Только приехали — сразу к товарищу Коврову.

— Ну, Пронин, поздравляю тебя. Всем нам носы утер. Знаю, все знаю. Слава-то впереди тебя бежит. — Ковров игриво подмигнул. — Мы Роджерса дергать не будем. Первые допросы — твои. Только твои. Товарищ Берия так сказал.

Вот и славненько. Пронин не стал медлить, не стал мариновать Гасина в одиночной. Вызвал его для разговора сразу после аудиенции у Коврова. Пронин заранее приготовил кофейник, две чашки, бутерброды с красной икрой. Накрыл все это ситцевым рушником. Приготовил массивный магнитофон — чудо техники. Сам приосанился в глубоком кресле.

Ввели Гасина. Рука перевязана свежим бинтом, перевязана грамотно. Он помыт, причесан. Порезы на лице замазаны йодом. Держится спокойно, улыбчив. Пожалуй, ему надоела маска бухгалтера. Сейчас перед Прониным появился сам майор Роджерс. Когда они познакомились? Аж в восемнадцатом году! Разумеется, тогда он не представился Роджерсом. Тогда он был племянником старухи Борецкой, красногвардейцем. Он тогда понравился Пронину. Сам Пронин в те революционные дни в разведке разбирался, как в севрском фарфоре. То есть не разбирался вовсе, не знал даже азов. Пронин посмотрел на руки Роджерса. Прошло двадцать два года — а у него все такие же длинные, но сильные музыкальные пальцы. Руки не огрубели и не опухли. А что, он, наверное, неплохо на фортепьянах играет. Но все-таки послабее, чем Лев Оборин. А в разведке он оказался все-таки пожиже, чем майор Пронин.

— Здравствуйте, Роджерс!

— И вам не болеть, Иван Николаевич! — Роджерс привычно выдал русскую фразу.

— Вы все еще помните, что такое ипостась?

— Помню, помню, господин майор Пронин. Вы ведь все еще майор?

— А я в генералы и не собираюсь. В нашем деле майор — самое охотничье звание. А генералы нам порой честь отдают.

— Понимаю вас. Я ведь тоже так и остался майором.

— Теперь уже навсегда, Роджерс. Бухгалтер Гасин был вашим последним воплощением на этой земле. Последней ипостасью разведчика.

Роджерс хлебнул кофе.

— Не торопитесь меня хоронить, господин Пронин. Я человек живучий. А для вашей страны наступают роковые времена. Я еще понадоблюсь на этой земле.

— Ну, мне вы точно понадобились. Для хорошего разговора. Вы любите бывать в магазине «Ноты» на Неглинной? Но иногда туда заманивали вашего невольного двойника. Специально, чтобы я полюбовался. Чтобы продавщицу допросил и честного морского военврача отправил в места, не столь отдаленные. Правильно?